— А как зовут?
— Пока никак. — Сестра хмурится. — Еще не придумала.
— Почему?
Криська отворачивается, берется снимать туфли, потом вешает куртку в шкаф.
— Левая крайняя вешалка будет моя, хорошо? Ему только восемь месяцев, — поясняет Криська через плечо. Пока что, мне кажется, это лишнее.
Квартира, которая досталась мне и сестре по наследству, — традиционная двухкомнатная кирпичная коробка в типовой многоэтажке. Все здесь хранит отпечаток прежней хозяйки: простенькие немаркие обои, по всем углам картинки со зверьками и фруктами, в таком количестве, что мне никогда не пришло бы в голову заводить домашнее животное или, скажем, объедаться виноградом. Здесь довольно просторная кухня, большая гостиная и уютная спальня, поскромнее. В спальне мы с Криськой первым делом конструируем подобие детского манежа из диванных подушек и простыней и пристраиваем туда ее малыша. Сестра разбирает рюкзак, рассовывает белье и многочисленные женские аксессуары по ящикам и полкам.
— Завтра пойду куплю кроватку, — говорит она. — Поможешь донести?
— Без проблем.
Мы идем на кухню, усаживаемся друг против друга за обеденный стол.
— Ну, — говорю, — неплохо бы выпить за новоселье?
Лезу в холодильник, достаю бутылку «Финляндии» и пакет томатного сока. Любите водку под томатный сок? Я обожаю, сроду не пил ничего приятнее.
— Извини. — Сестра виновато опускает взгляд. — Я давно уже не пью. И не курю.
— Почему? — спрашиваю.
— Предпочитаю реальность. — Она дергает плечом. — Неприятности, стрессы, нервы… Все в чистом виде. Я бы лучше поела, — улыбается.
— Ах да, — говорю. — Сейчас разогреем.
Ставлю на газ кастрюлю с супом, лью в два стакана томатный сок.
Когда-то, еще в школе, именно я научил сестру пить и курить. В то время я только научился сам, только получил эту запретную свободу, и мне очень хотелось поделиться.
С коротким звяком наливаю себе стопку. Криська с интересом наблюдает игру света на поверхности крепкого напитка, но передумывать вроде не собирается.
— Подставляй нос! — командую.
Криська морщится, улыбается и послушно выставляет носик мне навстречу. Я легонько чокаюсь об него, говорю: «Чтоб жила». Выпиваю, мы пьем томатный сок.
Ребенок спит в импровизированном манеже. В квартире тихо и уютно.
Ну что же, мне кажется, теперь, когда она устроилась, я могу услышать, что произошло между Криськой и ее гражданским мужем, что привело ее сюда с маленьким ребенком.
— Это очень глупая и скучная история, — говорит Криська. — К тому же банальная до безобразия.
Все равно пусть расскажет.
— Ну, в общем… — Сестра пожимает плечами. — Жила-была глупая маленькая девочка, которая сочиняла стихи, любила жизнь и мечтала стать взрослой. И жила она с богатым дядей, который тоже писал стихи и песни, любил жизнь и утверждал, что любит нашу девочку.
— Угу, — мычу я, снова опрокидывая стопку водки.
— Ну, а потом девочка залетела, — продолжает Криська рассказ. — А богатый дядя ее прогнал, потому что ей хотелось ребенка, а ему нет. Она пошла к родителям, но им тоже не хотелось девочкиного ребенка. А она решила родить. И родила. И тогда сбылась ее мечта — стать взрослой, — грустно улыбается сестра. — Потому что папа с мамой сказали ей, чтобы она шла прочь и жила сама. Им не улыбалось жить под одной крышей с опустившейся матерью-одиночкой…
— А, — говорю, — понял. Прости.
— Да брось. — Криська отмахивается. — Я получила что хотела. Я получила пускай небольшую, но свободу. Знаешь, что такое свобода? Это ответственность.
— Мне лично всегда казалось, совсем наоборот.
— Вовсе нет, — говорит сестра. — Чем больше ты в ответе за себя, за свою жизнь, за свой мир, тем больше ты ему хозяин, так ведь? А если есть Бог, то он самый свободный на свете, потому что в ответе за все живое.
Суп разогрет, наливаю сестре тарелку, отрезаю кусок хлеба. Она благодарно кивает и принимается за еду, явно настроившись разглагольствовать с набитым ртом.
— Очень интересная теория, говорю.
— А самое интересное в ней то, — подхватывает Криська, — что виден путь к абсолютной свободе. И лежит он через полную ответственность. Когда все в твоем мире будет тебя касаться, тогда все будет по-настоящему твоим. Как тебе идея?
— Мне кажется, это очень трудно.
— Конечно, трудно, — говорит сестра, отправляя ложку супа в рот. — Потому что людей очень многое сковывает. Мы слишком многим рискуем и слишком многое боимся потерять. Поэтому не хотим быть в ответе даже за самих себя. Вот так-то.