Я дошла до окна сама, хотя на помощь бросились и доктор, и женщина с серым невыразительным лицом. Она все время была в комнате, но держалась в тени.
– Окно откройте. – Я уперлась в ставни и попыталась открыть сама. Ставни не поддавались.
– Ваша светлость! Там ночь! Прохладно! Ваше хрупкое здоровье…
Моему хрупкому здоровью не слишком вредили осенние походы с ночевкой. Так что и в окошко выглянуть ему лишь на пользу будет.
Створки все-таки поддались, просто они открывались не наружу, а внутрь. И не стекло было черным: за окном жила ночь. Густая, южная – мне однажды повезло побывать в Крыму, – она рядилась в яркие звезды. А крупная, словно нарисованная, луна была желта и приятно округла.
В лицо дохнуло свежестью.
И ветер был соленым на вкус. Такой ветер бывает лишь с моря…
А потом на мою ладонь села крупная нарядная бабочка. Крылья ее, каждое размером с тетрадный лист, имели удивительный зеленоватый оттенок, словно были вырезаны из куска нефрита. Прожилки на крыльях лишь усугубляли сходство.
Уже не сходство.
Я коснулась не живого существа – прохладного камня. Сквозь радужный срез его просвечивало пламя.
– Это каменный виан, – подсказал доктор. – Они живут лишь несколько часов в году. Вам повезло увидеть чудо, ваша светлость. Это хороший знак.
Пусть так, но… на Земле не водятся каменные вианы. Поденки, и те, отжив короткий свой век, просто умирают, а не превращаются в камень. Мне ли не знать? Я отдала бабочку доктору и, послушная, вернулась в кровать. Я надеялась, что вижу сон и утром проснусь. Дома…
Дома больше не было. Точнее, он был, но где-то далеко, за пределами этого мира.
Я кричала. Плакала. Требовала отпустить меня.
Доктор Макдаффин предлагал эликсиры, способствующие излитию желчи, что, по его мнению, должно было избавить меня от черной меланхолии.
Я послала доктора Макдаффина к каменным вианам и принялась за посуду. О, с каким самозабвенным удовольствием я швыряла в стену тарелки, тарелочки, блюдца, чашки, вазы и вазочки… и никто в чертовом замке не посмел меня остановить. Нет! Мне с завидной покорностью приносили новые и новые сервизы.
Изощренное издевательство!
И я устала.
От усталости ли, от нервного ли расстройства или же от того легкого ветерка разболелась голова. За мигренью последовал кашель, поднялся жар, уложивший меня в постель. А когда я все-таки поднялась – с детства не люблю болеть, – то в тот же день вывихнула ногу. И ведь споткнулась на ровном месте! Пока бинтовали ногу, я загнала в ладонь занозу. Ее вытащили, но к вечеру ранка загноилась. Еще куриный бульон оказался прокисшим, изрядно испортив ночь, а утром кровь из носу пошла…
– Жидкости в организме вашей светлости пришли в небывалое смятение. – Доктор Макдаффин разговаривал со мной ласково, как с душевнобольной. И я понимала, что, еще немного, и вправду свихнусь. – Причиной какового является преодоление разрыва между листами…
Он в общем-то был неплохим человеком, только слегка странным. Но к моей иномирности относился с поразительным спокойствием, как будто не видел в том ничего удивительного. А может, и вправду не видел.
– …а это – серьезнейшее испытание даже для тана Атли, чьи выдающиеся способности…
Сволочь он, этот тан Атли, который благоразумно избегает встреч со мной. Болен он, как же. Помнится, в единственную нашу встречу он был до омерзения здоров. А тут вдруг слег, бедолажка. Впору цветы послать. Или открытку с пожеланием скорейшего выздоровления.
– …не говоря уже о столь нежных созданиях, каковыми являются женщины. Ах, если бы я имел счастливую возможность составить гороскоп вашей светлости, я сумел бы отыскать то средство, которое успокоило бы…
Меня успокоил бы хороший пинок, который я с превеликим удовольствием отвесила бы драгоценному тану. Но пришлось довольствоваться пузырем со льдом и мятной эссенцией, которую заботливо втирали мне в виски. Она ли помогла, или жидкости моего тела успокоились-таки к вящему облегчению доктора, но спустя неделю я вновь была бодра и энергична.
Тогда-то и прояснились некоторые обстоятельства.
Во-первых, муж нашей светлости – их светлость лорд-протектор Кайя Дохерти, отсутствует, и как долго это отсутствие продлится, никто не знает.
Во-вторых, во время оного отсутствия замком, равно как и протекторатом, управляет доверенное лицо, сиречь их сиятельство лорд-советник Урфин.
В-третьих, мне запрещено покидать пределы комнаты и общаться с кем-либо помимо милейшего доктора, моей камеристки Гленны и рыжего кота. Кот вряд ли входил в список разрешенных контактов, но плевать хотел на запреты их сиятельства и просто однажды выполз из-под кровати с толстой крысой в зубах.