В этом формате контакты между представителями сторон продолжались и дальше: центральную роль в переговорах играли не столько сами израильтяне и палестинцы, сколько посредники, которые определяли время проведения переговоров, их тематику и даже те границы, в рамках которых обсуждение считалось легитимным; они же представляли сторонам свои «компромиссные» предложения, когда переговоры раз за разом заходили в тупик. Это имело как свои плюсы, так и минусы: представители сторон, в особенности палестинские лидеры, взяли за правило при каждом удобном случае «возвращать мяч» американским дипломатам, надеясь, что те, надавив на членов израильской делегации, добьются для них лучших условий соглашения. Раз за разом «сдавая» очередную «красную черту», израильские представители обнаруживали, что палестинские партнеры по переговорам инициировали очередной «кризис мирного процесса», вынуждая американских посредников вмешаться, призывая израильтян «проявить гибкость» и «продемонстрировать творческий подход» – оба эти эвфемизма традиционно означают, что от Израиля ожидаются новые уступки.
Нужно сказать, что в целом подобная ситуация вполне устраивала американцев, так как превращала их в незаменимых ключевых игроков ближневосточной политики, без которых никакие позитивные сдвиги невозможны в принципе; в конце концов, именно на достижение подобного положения была направлена вся челночная дипломатия Генри Киссинджера [15] . Однако эта стратегия устраивала американцев тогда, когда она заканчивалась успехом, как это и было в ходе израильско-египетских переговоров 1970-х годов. Информация о кризисах в мирном процессе регулярно публиковалась в прессе, и тот факт, что сначала были подписаны два соглашения о разъединении войск (в 1974 и 1975 году), затем – рамочное соглашение о мире на Ближнем Востоке (в 1978 году), а в завершение – полноценный мирный договор между двумя странами (в 1979 году), в глазах мирового общественного мнения превращал американских посредников в кудесников. Однако важно понимать, что американцы на самом деле не сколько посредничали между израильтянами и египтянами, сколько навязывали обеим сторонам свои условия, пытаясь доказать им – и прежде всего только вышедшим из-под советской опеки египтянам, – что американское посредничество позволит им заключить более выгодный договор. Эта стратегия никак не могла привести к успеху в иной ситуации, когда одна из сторон в переговорах по тем или иным причинам заинтересована в участии в «мирном процессе», но не стремится при этом к заключению обязывающего соглашения: именно такой была ситуация в ходе саммита в Кемп-Дэвиде в 2000 году, в котором участвовали и госсекретарь Мадлен Олбрайт, и президент Билл Клинтон, не говоря уже о государственных деятелях и дипломатах не столь высокого ранга, однако никто из них не смог убедить Ясира Арафата подписать итоговое соглашение, предусматривающее, в частности, декларацию о завершении конфликта и отказе от взаимных претензий. Будучи по натуре лидером национально-освободительного движения, а не государственным деятелем, Я. Арафат не смог закончить стадию «борьбы», в результате чего переговоры закончились крахом, а американские посредники выглядели, прямо скажем, не лучшим образом. Тогдашний министр иностранных дел Израиля Шломо Бен-Ами справедливо констатировал: «Арафат – не лидер, он весь находится в плену мифов. … Лидер принимает решения, которые порой возмущают людей, оказавших ему поддержку, и тогда он расплачивается за это ценой своей собственной карьеры. Бен-Гурион, Садат, Бегин, Рабин, де Голль, решая проблему Алжира, Никсон, начавший процесс нормализации отношений с Китаем, де Клерк в Южно-Африканской Республике были такими лидерами. Арафат же не является лидером, который встречается лицом к лицу с общественными потрясениями, напротив, он скорее избегает их» [16] . Эти черты личности Я. Арафата американцы изменить не смогли, а именно эти характеристики в критический момент и оказались решающими.