За садом, полным цветов, ухаживал старик из деревни, приходивший два раза в неделю.
Свернув за угол дома, Аликс удивилась при виде старика-садовника, возившегося с клумбами: он работал тут по понедельникам и пятницам, а сегодня была среда.
– Что вы здесь делаете, Джордж? – спросила она, подойдя к нему.
Старик с усмешкой выпрямился, коснувшись полей старой шляпы.
– Я так и думал, что вы удивитесь, мэм. Но в пятницу у сквайра праздник, и я подумал, что ни мистер Мартин, ни его добрая леди не рассердятся, если я один раз приду в среду вместо пятницы.
– Все в порядке, – успокоила его Аликс. – Надеюсь, праздник доставит вам удовольствие.
– Я тоже надеюсь, – просто сказал Джордж. – Приятно наесться досыта, зная, что тебе не придется за это платить. Сквайр устраивает чаепитие для всех арендаторов. Поэтому я хотел повидать вас до вашего отъезда, мэм, и узнать ваши пожелания насчет газонов. Вы ведь наверняка не знаете, когда вернетесь?
– Но я никуда не уезжаю.
Джордж уставился на нее:
– Разве вы не собираетесь завтра в Лондон?
– Нет. Кто вам это сказал?
Джордж вскинул голову:
– Вчера в деревне я встретил хозяина, и он сказал, что вы оба собираетесь завтра в Лондон и не знаете, когда вернетесь.
– Чепуха, – рассмеялась Аликс. – Должно быть, вы его не поняли.
Ее интересовало, что же такое сказал Джералд, чтобы старик пришел к такому странному выводу. Ехать в Лондон? Она вообще не намеревалась туда возвращаться.
– Ненавижу Лондон! – неожиданно резко произнесла Аликс.
– Ну, – пожал плечами Джордж, – наверное, я ошибся, хотя, по-моему, он сказал об этом достаточно ясно. Рад, что вы остаетесь. Терпеть не могу мотаться туда-сюда, да и в Лондоне мне делать нечего. Слишком уж много там машин – от них одни неприятности. Как только люди покупают машину, они не в состоянии усидеть на одном месте. Мистер Эймс, который раньше жил в этом доме, был спокойным приятным джентльменом, пока не приобрел эту штуковину. Месяца не прошло, как выставил дом на продажу. А ведь сколько он истратил на него – на краны во всех спальнях, электрическое освещение и прочее. «Вы никогда не получите назад ваши деньги», – сказал я ему. А он ответил: «Зато я получу каждый пенни из двух тысяч фунтов за этот дом». Ну что ж, он и вправду их получил.
– Он получил три тысячи, – улыбаясь, поправила Аликс.
– Две, – повторил Джордж. – Все говорили, что он просит за дом именно столько.
– И все-таки он продал его за три тысячи, – настаивала Аликс.
– Леди всегда путают цифры, – покачал головой Джордж, не убежденный ее словами. – Не станете же вы утверждать, будто мистеру Эймсу хватило наглости заявить вам, что он требует за дом три тысячи.
– Он заявил это не мне, а моему мужу, – объяснила Аликс.
Джордж снова склонился над клумбой.
– Цена была две тысячи, – упрямо сказал он.
Аликс не стала с ним спорить. Подойдя к одной из дальних клумб, она стала собирать цветы.
Направившись к дому с ароматным букетом, Аликс заметила маленький темно-зеленый предмет, торчащий между листьями. Наклонившись и подобрав его, она узнала записную книжку мужа.
Аликс раскрыла книжечку, с интересом разглядывая записи. С самого начала их брака она поняла, что импульсивный и эмоциональный Джералд обладал нехарактерными для подобных людей достоинствами: аккуратностью и методичностью. Он всегда требовал, чтобы пищу подавали вовремя, и планировал свой день с точностью железнодорожного расписания.
Просматривая книжечку, она улыбнулась, увидев запись, датированную 14 мая: «Обвенчаться с Аликс Кинг в 14.30 в церкви Святого Петра».
– Вот глупыш, – пробормотала Аликс, перелистывая страницы. Внезапно она остановилась. – «Среда, 18 июня» – ведь это же сегодня.
На листке, обозначенном этим днем, было написано аккуратным и четким почерком Джералда: «21.00». И больше ничего. Что планировал Джералд на девять вечера? Аликс улыбнулась, подумав, что если бы это происходило в одной из книг, которые она так часто читала, то дневник, несомненно, позволил бы ей сделать какое-нибудь сенсационное открытие. Например, имя другой женщины. Она продолжала перелистывать страницы. В книжечке содержались даты встреч, малопонятные записи о бизнесе, но не было никаких женских имен, кроме ее собственного.