Он покрывал ее тело поцелуями, любовался ей, впитывал её желание, запоминал каждый изгиб, каждый стон и сладкий шепот. Наслаждался ее изучающими прикосновениями к своему разгоряченному телу. Отдавал так нужную ей сейчас дхару. Провожал её умелыми ласками до прячущихся в облаках звёзд, но не давал освобождения. Лукаво улыбался и начинал игру с начала. И к концу отведенного им самим времени он отпустил её.
Сила его девочки вырвалась, переплелась с дхарой и попала в расставленный Палачом капкан.
Он лёг на бок и прижал Талли к себе. Её ножки ещё подрагивали от отголосков оргазма. Она доверчиво прильнула к нему всем телом. Уткнулась носом в грудь и уснула.
Мужчина крепче обнял спящую девушку и прошептал в рыжую макушку: — Прости, лягушонок… Ещё не время...
Глава 4 Италия. Вилла «Аngolo tranquillo» Талли
Талли проснулась от пристального взгляда. Медленно открыла глаза и наткнулась на изучающий взор Верховной рехет. Нахлынули воспоминания: «Так, брат, выстрел, ссылка в Италию, пляж, ночная поездка до дома, горячий душ, постель, сон. Ничего вроде больше не успела натворить, почему у неё такой тяжелый, сканирующий взгляд?».
— Доброе утро, мама, — тихо сказала Талли.
— Доброго дня, Таллиса, уже полдень, приводи себя в порядок, через двадцать минут жду тебя в зимнем саду, — поднялась из кресла Ольга.
«Таллиса — это плохо. Что еще могло случиться, что опять не так? О Создатель! Да какая разница!» — махнула рукой Талли, шлепая босыми ногами в ванную.
Она встала под душ и подставила лицо под упругие струи воды. Талли вдруг стало плохо. Что – то в душе тянуло и ныло. Потеря! Мы кого – то потеряли! Боль… Такая боль могла накрыть рехет с головой, с невозможностью дышать только от потери связи с кем – то очень близким, родным, с тем, кого она впустила в свою душу.
Она кое-как выползла из душа, не глядя, накинула шелковый короткий халатик и рванула в зимний сад, иногда останавливаясь и прогоняя черноту перед глазами сarmine-формулой экстренного восстановления. На очередном повороте споткнулась о кем-то брошенную дорожную сумку, чьи – то сильные руки не дали ей упасть, придержав за талию, и она понеслась дальше.
Талли влетела в зимний сад и найдя глазами задумавшуюся Верховную рехет, стоящую у окна, судорожно вздохнула и прошептала:
— Мама…
Ольга последние двадцать минут чувствовала волнение дочери, но та была закрыта, как всегда последнее время, поэтому ей было трудно определить весь спектр её чувств, и Ольга отнесла это состояние к чувству вины и раскаяния, которые, как она думала, должны проснуться в дочери, после осознания содеянного. Но, увидев дочь, Ольга испугалась и забыла в один момент всю педагогическую чушь.
Она кинулась к дочери и, обняв за талию, повела к ближайшему диванчику, которые были раскиданы по зимнему саду для отдыха и медитации.
— Тихо, тихо, все хорошо, дыши глубоко и медленно, якорем будет мой голос, бери над собой контроль и говори со мной, говори Таллиса, — тихим, ровным голосом пыталась успокоить дочь Ольга.
— Мамочка, я не вижу, что случилось. Рэм, Саша, отец, рехет, кто? Что случилось?! — шептала Талли.
— Доченька, посмотри на меня, послушай, солнышко, все хорошо, все живы и здоровы, мы никого не потеряли, — пыталась достучаться до дочери Ольга.
— Мама, почему же так страшно? — шептала Талли. — Ты меня обманываешь? Что - то с Ремом? С Сашей?
— Талли, посмотри на меня, посмотри! Молодец, девочка, теперь обернись, — тихо сказала Ольга.
Талли обернулась. Прислонившись к пальме и сложив руки на груди стоял Александр и с интересом следил за разыгравшейся сценой.
«Как всегда, красив, холоден и… живой. Живой!» — облегченно улыбнувшись, Талли одним прыжком кинулась на грудь брата, и, обвив его руками и ногами, уткнулась в шею, затихла и постепенно начала успокаиваться.
Александр мог ожидать все, что угодно от рыжей занозы: слабительного в лошадиных дозах перед важной встречей. Ядовитый плевок в виски. Очередной пули из его же Five-seveN. Очередь из штурмовой винтовки. «Каратель» под ребро, — но не крокодильи слезы и объятья, по силе больше похожие на удушение, а также ее эмоции, которые неведомым образом пробрались под его ледяной панцирь: удивление, облегчение, радость.
«Очень сильная и — черт! — голая под халатом! Бл%ть! Вся в слезах и радости от моего внепланового воскрешения! Что здесь происходит? Это рыжее семейство ни на минуту нельзя оставить без присмотра!» — поглаживая Талли по спине, думал Александр.
Он поднял глаза на мать: от холодности ее величества не осталось и следа. Всегда аккуратная прическа рассыпалась. Усталая поза. Плечи опущены.