— Она очаровательная девочка. Юная и необузданная и, возможно, как сам я, непредсказуемая.
— Она очень впечатлительная девочка.
— И влюблена в меня по уши.
— Ее нельзя ранить. Жизнь не была для нее легкой.
— Вы полагаете, что я способен причинить ей боль?
— Нет, Жан-Пьер, вы и наполовину не столь жестоки, как хотите внушить окружающим.
— Вы меня мало знаете, Даллас.
— Думала, что достаточно.
— Вот тут вы ошибаетесь. У меня были свои планы… Я мечтал, чтобы мой сын стал хозяином замка, если уж мне самому не довелось быть им.
— Как это?
— Вы знаете, что у графа тоже были свои расчеты до того, как вы появились в замке. Он не собирался снова жениться и поэтому решил привезти сюда свою любовницу и выдать ее замуж за Филиппа. Их сын, если, конечно, родится мальчик, и наследует замок. Так вот, этот сын вовсе не сын Филиппа, а мой!
— Вы… и Клод?
Он торжествующе кивнул.
— А почему бы нет! Она была в ярости, что граф перестал обращать на нее внимание. Филипп не мужчина, и поэтому… О чем вы задумались?
Я услышала приближающиеся шаги. О чем я могла сейчас думать? Только о том, что происходило сейчас там, в комнате наверху.
В комнату вошли два врача. Один из них как раз лечил графа после того, как Филипп стрелял в него в лесу.
Я поднялась, и вошедшие посмотрели прямо на меня.
— Он… — начала я.
— Он сейчас спит.
Я молчала, умоляя их взглядом дать мне хоть какую-то надежду.
— Пуля прошла совсем рядом, — ласково произнес один из врачей. — Всего несколько сантиметров… Господин граф очень везучий.
— Он поправится? — Мой голос дрожал от волнения.
— Нельзя сказать, что граф вне опасности. Если он переживет ночь, то появится надежда…
Я обессиленно опустилась в кресло.
— Я собираюсь остаться здесь до утра, — сказал один из врачей.
— Да, пожалуйста, прошу вас.
— Как это случилось? — спросил тот, что был постарше.
— Так случилось, что ружье месье Филиппа выстрелило, — сказал Жан-Пьер. — Господин граф сам расскажет, что случилось… когда поправится.
Врачи согласно кивнули. А мне хотелось знать, были ли они оба здесь в тот день, когда умерла Франсуаза. Неужели и в тот раз им пришлось ждать объяснений графа по поводу случившейся трагедии?
Но больше всего я желала сейчас только одного: чтобы Лотэр поправился.
— Вы мадемуазель Лоусон, не так ли? — спросил молодой доктор.
— Да, — подтвердила я.
— И ваше имя Даллас или нечто похожее?
— Да.
— Мне кажется, господин граф пытается произнести его. Возможно, вам следовало бы быть у его постели. Он по-прежнему без сознания, но, если вдруг придет в себя, ему, возможно, будет приятно видеть вас рядом.
Я тут же пошла к нему и просидела там всю ночь, не спуская с него глаз и молясь, чтобы Лотэр остался жив. Рано утром он открыл глаза и посмотрел на меня.
— Вы должны жить… — прошептала я. — Теперь вы не можете умереть, и оставить меня одну…
Через неделю стало ясно, что выздоровление графа лишь дело времени. У него удивительное здоровье, сказал врач, и его спасение тоже можно считать чудом.
Граф сам рассказал о том, что произошло роковой ночью в подземелье. Все было так, как мы и предполагали с Жан-Пьером. Он не пожелал, чтобы стало известно, что кузен пытался убить его. Филипп и Клод уехали в Бургундию, и во время последнего разговора между двумя кузенами было сказано, чтобы Филипп никогда больше не возвращался в замок.
Я радовалась, что мне больше не придется видеть Клод, особенно теперь, когда знала, что она тоже надеялась найти изумруды. Клод заинтересовалась фреской на стене и особенно словами, которые были на ней обнаружены, и, вероятно, заподозрила, что я напала на след. Они с Филиппом действовали вместе, постоянно следя за мной. Очевидно, именно Филипп преследовал меня в тот день в лесу. Намеревался ли он убить меня так же, как и графа? Не знаю… Но они, несомненно, хотели отделаться от меня и всячески пытались заставить уехать, предлагая работу в другом месте. Когда стало ясно, что граф проявляет ко мне слишком большой интерес и может на мне жениться, они испугались, что их планы рухнут.
Клод была удивительная женщина. Вне всякого сомнения, одно время она жалела меня и в какой-то степени для моей же пользы хотела уберечь от графа. Клод не могла поверить, что такая женщина, как я, была способна вызвать сильное чувство у графа, поскольку это не удалось сделать даже ей. Клод действовала на два фронта: была готова уехать с Жан-Пьером, если он найдет изумруды, и остаться с Филиппом, если повезет ему.
Граф подарил виноградники Мермоза Жан-Пьеру.
— Маленькая награда за спасение моей жизни, — пояснил он.
Я тогда не сказала ему всего, что знала. Однако не приходилось сомневаться, что граф в курсе того, что произошло, поскольку никогда не спрашивал, как оказался и что делал Жан-Пьер в подземелье.
Потекли дни надежд и страхов. Врачи хвалили меня, ибо во мне обнаружился неожиданный дар ухода за больным. Возможно, это качество проявилось из-за моего особого интереса к пациенту.
Теперь мы часто сидели с Лотэром в саду и говорили о будущем, вспоминали о Филиппе и Жан-Пьере. Я предполагала, что Филипп сначала хотел, чтобы я осталась в замке, потому что считал, что я никогда не привлеку внимания графа. Но когда понял, что ошибся, попытался избавиться от меня.
Мы пришли к заключению, что тайник был сооружен в том самом туннеле, который несчастный узник в далекие времена прорыл из камеры забвения, но попал в подземную тюрьму. Граф сказал, что его дед упоминал о таком случае.
Изумруды снова были заперты в комнате-сейфе. Возможно, в один прекрасный день я их надену. Мысль, которая до сих пор кажется мне невероятной.
Я хотела, чтобы все наконец закончилось как положено. У меня с детства была страсть к аккуратности и порядку, которые я всегда стремилась соблюдать. Временами я сидела в залитом солнцем саду, смотрела на башни замка с узкими бойницами, и мне казалось, будто я принцесса и спасла принца, заколдованного злым волшебником. Мне удалось развеять чары, и он снова станет прежним счастливым человеком — счастливым на всю жизнь.
Вот о чем я грезила, сидя в прекрасном саду рядом с человеком, за которого скоро выйду замуж и который с каждым днем набирается все больше сил и уже был близок к выздоровлению.
Но жизнь не сказка.
Жан-Пьер отбыл в Мермоз, и Женевьева поэтому ходила мрачной. Да и над моим счастьем по-прежнему маячила темная тень: я мучилась мыслью о том, смогу ли когда-нибудь забыть о первой жене графа?
Все знали, что я выхожу замуж за графа. Я видела реакцию мадам Латьер, мадам Бастид, слуг… Еще бы — простая молодая женщина, которая приезжает в замок работать… и вдруг выходит замуж за его владельца!
Женевьева, которая страдала от того, что ей пришлось расстаться с Жан-Пьером, не считала возможным выбирать выражения.
— А вы храбрая, не так ли?
— Храбрая? Что вы имеете в виду?
— Если он убил одну жену, почему бы не убить и другую?
Нет, тут не могло быть счастливого конца.
Мне не давала покоя тайна смерти Франсуазы. Я убеждала себя, что не верю слухам, но они постоянно преследовали меня. Граф не убивал ее, твердила я. Но тогда почему отказывается рассказать мне о том, что произошло тогда на самом деле?
«Между нами не должно быть лжи», — сказал он однажды. И поэтому он не мог сказать мне правду?! И тут вдруг мне представилась возможность узнать ее, и я не могла устоять перед соблазном.
Это случилось так. Настало послеобеденное время, в замке все было тихо и спокойно. Я, беспокоясь за Женевьеву, отправилась в комнату к Нуну, чтобы поговорить с ней о девочке. Хотелось узнать, как далеко зашли ее чувства к Жан-Пьеру.
Я постучалась. Ответа не последовало, и я вошла. Нуну лежала на кушетке — темный носовой платок закрывал ей глаза, и я поняла, что у старушки очередной приступ мигрени.