Я перевернул фото.
Лена Чайка.
Горькая ирония коснулась меня. В конце концов, чайка стала добычей ястреба. Ее возраст и данные были указаны на английском, французском, арабском и китайском языках.
Я позволяю взгляду лишь скользнуть по ним, хотя это уже не имеет значения. К моему шоку и ужасу я не могу оторваться от них.
Нет. Только не от этого.
Возраст: 18
Статус: гарантированная девственница.
Рост: 5’9” (прим. Пер. = 176 см).
Размер одежды: 6-8-10.
Бюст: 34”. (86 см)
Талия: 24” (61 см)
Бедра: 35,5” ( 90 см)
Размер обуви: 7 (37-38)
Волосы: Светлые.
Глаза: Серо-голубые.
Языки: русский и английский.
Моя рука дрожала, когда я пальцами обводил контуры ее неулыбающегося красивого лица. Как ни странно, я жаждал почувствовать запах ее кожи, вкус этих пухлых губ. Я никогда раньше не знал такого непреодолимого желания. Я хотел ее настолько безнравственно и развращенно, что это причиняло боль. В тот момент сильнейшего желания я почувствовал ее так, будто фотография была живой, и у меня появилось ощущение тихой, но ужасной печали.
Я отдернул свою руку, будто обжегся, и нахмурился, глядя на фото. Я не должен попадать под ее чары. Но не было ли уже слишком поздно? Связь оказалась мгновенной, вне моего контроля. Я почувствовал отчаянное желание приобрести ее, заклеймить своим телом. И сделать ее своей. Я повернулся к монитору и набрал секретный код в зашифрованном сообщении длиной лишь в одно слово.
ДА.
Мой телефон почти мгновенно зазвонил. Я схватил его и прижал трубку к уху.
- Аукцион будет проходить в два часа пополудни в пятницу, - сказал человек с восточно-европейским акцентом. – И, - продолжил он, - я должен Вас предупредить. Она будет недешевой. Я полагаю, что есть уже два арабских принца, которые также заинтересовались ею. Каков ваш предел?
- Предела нет, - сразу ответил я.
В моих мыслях она уже принадлежала мне.
Пауза. Затем:
- Отлично.
Глава 1
Лена Чайка
Мое реальное имя не Лена Чайка. Чайка – это прозвище, которое дали отцу его знакомые. Пока вы живы, он бы украл у вас все, что есть, а после того, как вы бы умерли, украл бы даже ваши глазные яблоки.
Мое первое воспоминание – жестокость. Мне еще не было и пяти лет, когда я не послушалась своего отца. Он хотел, чтобы я сделала что-то, но я отказалась. Я даже не могу вспомнить, что именно, но это было что-то незначительное. Определенно неважное. Он не сердился. Он просто задумчиво кивнул и повернулся к моей маме.
- Екатерина, - сказал он спокойно, - поставь кипятиться кастрюлю с водой.
Я отчетливо помню побелевшее лицо моей мамы, ее испуганные глаза. Понимаете, она знала моего отца. Она поставила кастрюлю с водой на плиту на открытый огонь.
Он сел и безмятежно закурил свою трубку. Позади меня мои сестры и брат свернулись калачиком. Нас тогда было семеро. Я была самой младшей. После меня родились еще двое.
- Вода уже закипела? – спрашивал мой отец время от времени.
- Нет, - отвечала она, ее голос дрожал от страха, а он кивал и принимался дальше курить свою трубку.
В конце концов, она ответила:
- Да. Вода готова.
Две из моих сестер начали тихо всхлипывать. Мой отец осторожно положил свою трубку на стол и встал.
- Подойди сюда, - позвал он мою маму. Не было никакого гнева.
Тогда даже показалось, что он грустно вздохнул. Но потом страх моей мамы передался мне, и я начала нервничать, волноваться и переступать с ноги на ногу в презренном страхе. Я разрыдалась и выкрикнула:
- Прости. Мне очень жаль. Я больше никогда так не буду.
Отец проигнорировал меня.
- Пожалуйста. Пожалуйста, папочка, – умоляла я.
- Посади ребенка на стул, - приказал он.
Моя мама со слезами на глазах посадила меня на стул. И тогда я поняла: она уже знает, что должно произойти, потому что она грустно, но с огромной любовью улыбнулась мне - это я помню до сих пор.
Я встала и схватилась с отчаянием за мамины ноги. Отец приказал моим старшим сестрам спуститься вниз. Они тут же повиновались ему.
Неохотно моя мама подошла к отцу. С головокружительной скоростью змеиного броска он схватил ее руку и погрузил в кипящую воду. Глаза у мамы распахнулись и она открыла рот, чтобы закричать, но единственный звук, который она издала, был похож на звук удушья во время рвоты. В то время, пока она корчилась от боли и извивалась, как схваченная змея, мой отец смотрел на меня. Он был невероятно красивым человеком – улыбающиеся серые глаза и светлые волосы.