Что, черт возьми, так ее растревожило?
— Но разве ты не хочешь побывать дома? Увидеть старые места? Разве ты не можешь позволить себе взять непродолжительный отпуск?
Она сжала пальцы так сильно, что побелели косточки.
— Да, я могу себе это позволить. — Фибе отозвалась с явной неохотой, и Уэйд уже был готов уступить. Но любопытство все-таки взяло верх.
Неужели ей настолько не хочется вернуться в атмосферу детских лет? Но почему? Она ведь в Калифорнии выросла. Там похоронена ее семья.
— Мы можем навестить могилы Мелани и твоей мамы, а я бы показал тебе, где похоронена моя мать.
— Хорошо, я согласна. — Голос ее был таким тихим, что он с трудом понял, что она сказала. — Позволь мне только свериться с календарем, чтобы понять, когда мы сможем поехать.
Уэйд ахнул. Вот это да! Она согласилась отправиться в Калифорнию!
Что касается Фибе, то она ругала себя последними словами.
Не прошло и двух дней, как Уэйд снова появился в ее жизни, а весь мир уже перевернулся вверх тормашками.
Ей нужно было сразу выгнать его. Впрочем, и сейчас еще не поздно исправить положение. Но она знала, что никогда этого не сделает.
Да, она вполне заслужила его гнев, нельзя было хранить в тайне рождение Бриджит. Она вела себя как страус, прячущий голову в песок. Если бы она сказала тогда родителям Уэйда о своей беременности, сейчас бы ее не мучили угрызения совести.
Но после ложного сообщения о гибели Уэйда ей было действительно легче уехать, оборвав все связи с прошлой жизнью. Рано или поздно об ее беременности узнали бы соседи. Даже здесь, в чужом городе, до нее доносилось эхо сплетен, распространявшихся о ней. Всегда находятся злые люди, которых хлебом не корми, дай только сказать гадость о своем ближнем.
Она знала, какими могут быть жители маленьких городов. По крайней мере, в том городке, где она выросла. Постоянный контроль за твоим поведением, постоянные грязные домыслы, даже самые чистые твои намерения понимаются превратно. Конечно, замечательных, добрых и честных, людей было больше. Но и кумушек, обсуждающих каждый твой шаг, хватало.
Некоторые из их соседей даже не разрешали своим дочерям играть с Фибе и Мелани, словно они были чумными. И поэтому, когда детство осталось за спиной и пришла самостоятельность, она была рада-радешенька, что можно попробовать начать жизнь заново.
И даже беременность не слишком ее пугала. В наше время появилось множество семей, в которых ребенок растет без отца, и это уже давно не рассматривается как нечто особенное.
Вздохнув, Фибе принялась изучать календарь. У нее было два свободных дня в октябре, и если она возьмет еще один за счет следующего месяца, то они вполне смогут на выходные съездить в Калифорнию и не торопясь вернуться обратно. Даже если не лететь самолетом.
Плохо, конечно, что придется объяснять отцу Уэйда, почему она сразу не рассказала ему о рождении внучки, но это все равно когда-нибудь придется сделать.
— Ты уверен, что справишься? Если тебе вдруг понадобится помощь, учти: Энджи живет в конце улицы, — вот уж, наверное, в десятый раз повторила Фибе Уэйду в понедельник утром.
— Перестань, наконец, так волноваться. Все будет прекрасно. Я же не мальчик, — снова и снова говорил Уэйд, понимая, что обижаться ему не стоит. — Если что-нибудь вдруг понадобится, я обязательно вызову Энджи. Ну а если, не дай бог, почувствую, что не справляюсь, немедленно позвоню тебе.
— Ладно, я побежала. Постараюсь заглянуть к вам днем.
— Пока, пока! Беги, а то опоздаешь. — Он открыл ей дверь. — И прекрати беспокоиться. Ты меня оскорбляешь своим недоверием.
Она остановилась возле ступенек и, оглянувшись назад, нервно скривилась:
— Я мать. Мне по долгу велено волноваться.
Когда он закрыл за собой дверь, Фибе быстрым шагом направилась к машине.
После короткого разговора вчера вечером она все же согласилась, что эту неделю он посидит с ребенком. А в качестве поощрения сообщила ему, что ей удалось выкроить время в ее рабочем графике, чтобы съездить повидаться с его отцом, правда лишь через несколько недель, так как ей нужно было еще закончить кое-какие дела в школе.
Его отец! Как, черт возьми, объяснять все отцу? Он никогда не рассказывал родителям о своих чувствах к Фибе. А уж после того, как умерла Мелани, тем более. А их единственная ночь с Фибе усложнила ситуацию до предела.
Следующим утром ему предстояло уехать в полк. Он до полуночи пытался дозвониться до Фибе, но тщетно, та не отвечала на его звонки. Разумеется, ему следовало просто выйти на улицу и позвонить в дверь ее дома. Но с другой стороны, он понимал, что девушка расстроена случившимся и ее сейчас не надо трогать. Вдруг она взорвется, обругает его и порвет с ним отношения? Уж лучше неизвестность!
А тут еще страшное чувство вины, не оставлявшее его ни на минуту, ведь он воспользовался слабостью Фибе в тот момент, когда ей было бесконечно одиноко и ей хотелось ласки и слов утешения. А он, как последний подлец, приголубил ее, немного успокоил, а потом… полез с поцелуями. Как стыдно! Он не мог смотреть ей в глаза и потому продолжал упорно названивать по телефону.
Отчаявшись, он пообещал себе, что съездит в полк, сделает там все, что от него требуется, а потом через день или два вернется и объяснится с Фибе — та как раз остынет и успокоится к тому времени, — ведь об отправке на фронт речь еще не шла.
Однако командование поспешило отправить их в Афганистан, дав на сборы двадцать четыре часа. И было уже не до звонков домой.
Спустя месяц или два он узнал от матери, что Фибе уехала из города, а куда — никто не знал.
Он послал ей электронное письмо по адресу, которым пользовался много лет, но его поджидал неприятный сюрприз — появилось сообщение, что письмо отправить не удалось.
После того как с его матерью случился приступ, Уэйд дважды приезжал домой. Вначале узнать, как она себя чувствует, и пожелать ей быстрейшего выздоровления, затем — на ее похороны.
Его отпустили во второй раз всего лишь на три дня, и он не имел права задерживаться. Так что у него не было времени разыскивать Фибе. А потом его ранили…
Выздоравливая, Уэйд очень много думал о Фибе и окончательно понял, что она ему совершенно необходима. Да, он влюбился в нее без памяти и должен обязательно найти ее, где бы она ни скрывалась, чтобы выяснить, есть ли у них хоть малейший шанс построить семью. Уэйда поразили те необычайные чувства, которые он впервые открыл в себе во время их первого танца в тот день, когда погибла Мелани. И потом… в ночь похорон…
Но первые попытки отыскать Фибе не дали результата, и тогда он решил отложить их встречу, не хотелось, чтобы она увидела его лежащим в бинтах на больничной койке.
И видит Бог, он готов был всю жизнь ее искать, лишь бы снова испытать это острое и всепоглощающее чувство счастья!
Фибе сидела на качелях на заднем дворе дома ее дяди.
— С тобой все в порядке?
Услышав вопрос, девушка удивленно оглянулась. Увидев ее красные, опухшие от слез глаза, Уэйд понял, что задал глупый вопрос.
— Я понимаю, как тебе сейчас плохо, но я не хотел… я не мог уехать, не поговорив с тобой.
Казалось, ей стоило огромного усилия кивнуть ему в ответ.
— Мне нужно было немного отдохнуть от всего этого, — медленно произнесла она. Ее голос задрожал. — Я больше не могла слушать разговоры о ней.
На поминки собралось множество людей: родственники, друзья Мелани, соседи. Отца Фибе Уэйд никогда не видел, а ее мать, которую, как он убедился еще на похоронах, вся семья осуждала, умерла, когда девочки учились на втором курсе колледжа.
Уэйд взглянул на Фибе, такую несчастную и беззащитную, и его затопила волна нежности. Как бы ему хотелось высушить ее слезы поцелуями! Он осторожно присел рядом с ней, боясь, что она попросит его уйти.
Узнав о несчастном случае, он испугался: а вдруг доверие и взаимопонимание, что возникли между ними, уже никогда не вернутся! Наверняка Фибе обвинит его в гибели сестры. Ведь именно из-за их танца разгневанная пьяная Мелани села в машину и, не справившись с управлением, врезалась в дерево. Уэйд понимал, что его не ждут на похоронах. Тем не менее с тяжелым сердцем он отправился со своей семьей на траурную службу, однако постарался находиться как можно дальше от Фибе.