Вася бросает ещё один взгляд на БМВ.
– Через полтора-два часа заходи.
– Окей.
Подождать можно в Парке Самоубийц, рядом. Называется он так потому, что, гуляя по нему, другого желания, кроме как повеситься или утопиться, не возникает.
Дизайнер, продумавший его, развесил петли на полуголых ветвях, а в маленьком пруду временами всплывал искусно сделанные манекены утопленников. Периодически их толкал гигантский сом, живший в этом же водоеме.
В парке почти никого. Депрессивный и унылый пейзаж: по блёклой, еле зелёной траве стелются чёрные верёвки змей, усталые деревья в бессилии опустили ветки, а по вымощенным дорожкам изредка проходит пара угрюмых прохожих.
Только Рексу весело. То схватит за хвост незадачливую чёрную рептилию, то тащит мне палку, чтобы я кинул ему её. Он радостно лает, бегая вокруг меня, но от его нынешнего лая стынет кровь в жилах, а его улыбающаяся физиономия с двумя рядами клыков может вызвать инфаркт.
Но Рекс ничего об этом не знал. Для себя он оставался таким же ухоженным псом-овчаркой, а Парк Самоубийц виделся ему лишь уютным сквером, какой был возле моего былого дома.
Действия эмоций заканчивались, и на душу мне ложились всё более тяжёлые и мрачные мысли. Глядя на доброту пса ко мне, я уже начинал сомневаться в своей принадлежности к клану Слуг Смерти. А, вдруг я при жизни был добродетелен, и меня по ошибке засунули сюда? Или же я был воплощением зла? Алекс отметил, что знает некоего бизнесмена Артура Орловского, что работал в связке с Дуковым, криминальным авторитетом, что подорвал журналиста в его собственной машине. Что, если мне лучше не знать, в каких грехах я был повинен при жизни?
В задумчивости я смотрю на вышку Здания Суда. Добро и зло. Что это вообще такое? Всего лишь две относительности.
Добро – сила, направленная на созидание, зло – на уничтожение, но ведь создать можно атомную бомбу, а уничтожить вирусы. Или же добро заключается лишь в соблюдении так называемыхБожьих Законов?
Но ведь я могу каждый день ставить свечку в церкви, а вечером насиловать детей, или я могу презирать религию, но придумать лекарство от рака?
А, может, добро ты или зло, определяют твои помыслы?
А, что толку от моих помыслов? Человек ведь познаётся в поступках. Я могу с искренней любовью к человечеству сидеть на диване и плевать в потолок, или же ненавидеть людей, но быть фанатично преданным своему делу и этим помочь миллионам человек.
А, может, наши поступки и мысли просто излучают ту или иную энергию, а добро и зло есть не что иное, как заряд плюс и минус?
Я сажусь на скамейку у круглого пруда и стараюсь отвлечься на колыхающуюся гладь, из которой периодически высовывает свою уродливую морду гигантский сом. Рядом со мной сидит какой-то мужчина и увлечённо читает свежий выпуск DD (DeathDaily). Судя по очертанию букв, язык похож на латынь или римский.
– О чём там? – интересуюсь у него, чтобы отвлечься от тяжёлых мыслей.
– Да, всё об одном этом же, Артур, о железной дороге. – говорит знакомый голос позади внушительного разворота газеты.
– Луций? Вот, так встреча.
– Именно так. – он опускает газету.
Это стройный широкоплечий мужчина лет пятидесяти с выразительными серыми глазами и мужественными чертами лица: почти прямоугольные скулы, прямой нос, низкий и широкий лоб; голову покрывает жёсткая как щетина короткая стрижка седых волос. Луций, старейший Извозчик из тех, с кем я знаком. В прошлом римский легионер. Он так давно занимается перевозками душ, что одно время делал это на запряжённой чёрным конем колеснице.
Он один из немногих Слуг Смерти своего возраста, с которыми можно общаться.
Те Извозчики, что проработали несколько столетий, становятся, замкнутыми и необщительными, а их лица практически неподвижными. Однообразная работа превращает их в простые равнодушные машины. Куклы за рулём.
– Ну, приветствую тебя, старый друг. – обмениваемся крепким рукопожатием. – Ты какими судьбами здесь?
– Отдыхаю. – просто отвечает собеседник, Рекс подходит к нему, дружелюбно кладет свою огроменную морду ему на ногу, и Луций, умиляясь, чешет кошмарного пса за ухом. – Стало скучно только по своему кварталу околачиваться, вот, в ваш решил заглянуть. Провести время, как проводят его пожилые люди вашего времени: за газетой в парке.
– А машину ты где оставил?
– Я пешком, куда мне торопиться?
Я уже собирался выдать что-то изумлённое в духе: «Откуда у тебя столько времени?», но старый римлянин перебил меня, сказав:
– Да-да, я уже целую неделю отдыхаю. Пусть наши тела и обрели качественно другое содержание, но вероятность свихнуться от работы всё же остаётся, – усмехается. – Временами нужно делать перерыв.