— Оттого он и лез на рожон, — добавил тот после непродолжительного молчания, причем язык у него ворочался лучше, чем до сих пор. — Всякому дураку известно, что там наверху нет ветра… Эй, Сандра, налей-ка мне еще пивка. И ему тоже. Я угощаю.
— Спасибо, — сказал я, — мне хватит. Авось в другой раз. Сейчас мне пора.
Я допил свой стакан, положил на стойку несколько монет и пошел.
— Чего? Что такое? Ты куда? — кричал он мне вслед.
До меня донеслось, как он заплетающимся языком сказал, обращаясь к кельнерше:
— Вот дурень… Этот дурень ведь только сию минуту пришел!
Каждый четверг после летучки мы с коллегами отправлялись в пиццерию. Это была моя идея. Звали обычно всех присутствовавших, но в итоге в ресторанчике «Франческо» появлялись одни и те же лица. На этот раз возможность посидеть в компании меня не прельщала, очень скоро мне захотелось побыть одному, у себя в саду. Возможно, я вдобавок ко всему прочему перерождался в отшельника? Практикант — у него единственного в нашей редакции, если не считать Паркера, было высшее образование, почти законченное, ему оставалось сдать последние экзамены и дописать магистерскую работу, — тоже пошел с нами. За столом он сидел совсем как школьник, сам практически ни слова не говорил и то и дело хихикал над любой мелочью. Оттого что он вел себя подобным образом, все остальные обращались с ним так, будто у него еще молоко на губах не обсохло. Я обратился к нему с каким-то вопросом, не слишком существенным, но и не праздным, а он в ответ опять захихикал, будто услышал шуточку. Я смотрел на него и вспоминал наших прежних практикантов. Все они были жуть как похожи один на другого. Нынешний лишь потому не обзавелся бородой, что она у него плохо росла. И вообще, случалось ли такое, что кто-нибудь из них в чем-нибудь ошибался?
— Вам даже в голову не приходит, что вы можете ошибиться, — высказал я свою мысль вслух, а он, на секунду испугавшись, сразу же опять улыбнулся. — Так кто же будет воспринимать вас всерьез?
— Что ты имеешь в виду?
— Что все вы — никчемное поколение.
— Не понимаю, с чего ты взял. Почему?
Таковы уж они все. Не мог он мне, что ли, сказать, чтобы я заткнулся? Что я и сам принадлежу к никчемному поколению? Тогда я обнял бы его, как друга, и сказал: «Ты прав. Давай-ка с тобой чокнемся». Я только головой покачал, подозвал официанта — заказать еще что-нибудь, затем опять повернулся к остальным, сидевшим за столом напротив меня. Они все еще беседовали о так называемых фрименах.[4]
— Их становится все больше, — сказал Халлер.
— Мода. Глупо, как любая мода, — заметил я (это было любимое изречение моей тетушки).
— А я тебе говорю, не мода, — Халлер поднял указательный палец и помахал им у меня перед носом.
— А что же тогда?
Появился официант и через стол протянул мне стакан.
— Выражение некой глубинной потребности.
— Твой палец, — сказал я с раздражением. — Ты желаешь мне его продемонстрировать?
Некоторые рассмеялись, а Халлер опустил руку с таким видом, как будто он сам раньше не замечал этого жеста, столь для него характерного.
— Эти чокнутые — только пример того, как разваливается наше общество. Все договоры, общественные договоры, хочу я сказать, заключенные после войны… Я считаю, это не повод для смеха, совсем не повод.
Вероятно, идиотское впечатление произвела на меня сама его серьезность. Было бы с чего так горячиться. И что он подразумевал под «примером»? Он хотел сказать «симптом» или «выражение»?
— Мы с Паулем весной навещали одного из этих ребят. Занятная получилась история. Правда, Пауль? — произнес Бергер.
Он был немногословный тип, лет пятидесяти пяти, мне он нравился.
— Можешь прислать мне эту статью, Бергер? Я ее не читал. Кстати, Юлия, что стало с той статьей о сирийцах в бывшем отеле?
— Ее писала Петра.
Я надеялся, что удастся сменить тему, но разговор о фрименах еще некоторое время продолжался. Всякий раз, когда я слышал об этом движении, мне на память приходил один знакомый, Михаэль, сам себя называвший Майк. Иногда я встречал его на аэродроме, и он настойчиво твердил, что государства вообще не существует, что мне тоже пора бы выйти из игры, что он может мне помочь… сделать для меня паспорт…
После кофе, около половины десятого, я стал прощаться. Халлер присоединился ко мне. Я опять заметил быстрый, бегающий взгляд практиканта. Он, наверно, спрашивал себя, не пора ли и ему уходить, однако решил остаться — потому что большинство еще сидели за столом.
4
Участники общественного движения «Freeman On the Land» («Свободные люди на земле»), часто именуемого также «Движением суверенных граждан» («Sovereign Citizen Movement»). Считая, что навязываемые государством законы должны рассматриваться как договоры, неправомочные в том случае, если гражданин не подписывается под соответствующими пунктами, фримены отказываются все эти законы исполнять, объявляют себя «суверенными» от власти государства. В их среде существуют самодельные паспорта, водительские удостоверения и т. п.