Ближе к предгорьям я сбавил скорость и немного снизился, а перед лысым холмом, виденным мною из усадьбы Флора, опустился еще ниже. Со всей отчетливостью я различил буквы, сколоченные из досок, выкрашенные в ярко-красный цвет и все вместе составлявшие слово «УКРАДЕНО». Буквы эти, пускай не такие громадные (метра полтора в высоту, так что в длину слово получилось метров десять-двенадцать), напомнили мне знаменитую надпись, которую я часто видел в Лос-Анджелесе;[2] вот только количество букв немного не совпадало. Здесь надпись смастерили совсем недавно. Я дважды облетел холм, затем продолжил свой обычный маршрут.
Приземлившись и зарулив на стоянку, я еще малость поболтал с другими авиалюбителями, собравшимися у домика хозяина аэродрома, курившими и потягивавшими «Ред булл» из банок, купленных здесь же в автомате. Они обсуждали, не отправиться ли сообща еще куда-нибудь, но я сказал, что у меня куча дел и я с ними не пойду. На это один из присутствующих спросил, не заболел ли я. И верно, я обычно с ними ходил, а то и сам проявлял инициативу и, в принципе, любил посидеть в компании. Было еще не поздно, когда я переступил порог своего дома. Кот не показывался, и корм стоял нетронутый. Я переоделся и пешком отправился в трактир.
За одним из столиков сидела компания маляров, они разговаривали по-польски или по-русски, но в основном молчали и знай себе попивали пиво — только у одного был бокал с вином. Мне сразу вспомнилась пирамида пустых ведер из-под краски перед зданием школы. Время каникул…
Моя тетушка бдительно следила за тем, чтобы я поменьше знался с деревенскими. Я ни разу не спросил, отчего она, в жизни не покидавшая поселка, до такой степени о том печется, а сама она этого никак не объясняла. Мне, допустим, очень хотелось, чтобы она, моя опекунша, не была такой строгой, однако я ее слушался, относился к ней с уважением, а когда мне исполнилось десять лет, я перешел учиться в городскую гимназию, и с тех пор положение исправилось, потому что с тамошними друзьями я мог проводить после уроков столько времени, сколько захочу.
Во всяком случае, обитатели поселка меня знали. Знали, где я живу, в какое время зажигается и гаснет свет в моих окнах, на каких машинах я езжу; знали, что я пишу для «Рундшау»[3] и регулярно бываю на аэродроме. Возможно, поэтому они считали, что и я, в свою очередь, знаю здесь всех и каждого или имею о них хоть какое-то представление. В самом деле, я еще помнил одного-другого, но об остальных даже приблизительного понятия не имел. Слишком много лет прошло… Не знал я и веснушчатого типа, обосновавшегося рядом со мной у стойки. Лет ему, пожалуй, было немногим больше, чем мне, хоть выглядел он значительно старше. Сорок пять, может, ближе к пятидесяти, волосы высветленные, уложены торчком. Одежда рабочая, как у маляров, только более темная.
— Что заказываем? — спросила кельнерша, опершись кулаками о стойку передо мной.
Я заказал маленькое пиво, и когда она поставила передо мной стакан, сначала пригубил горьковатую белую пену, особенно освежающую в жару. Обтер губы и обернулся к соседу по стойке.
— Флор соорудил такую надпись, ее даже сверху видать, — брякнул я наудачу.
Мужик, повертев в руках свой стакан, взглянул на меня. Его глаза поблескивали и все время бегали.
— Да только ему это мало поможет.
Он был пьян, язык порядком заплетался.
— Не так, что ли? Какой ему прок с того, что ты пролетишь над холмом и прочитаешь? Хотел бы я это знать…
Я сказал, что меня долго не было в здешних краях, и спросил, что все это означает: действительно ли у Флора изъяли землю и как так вышло. Это случилось пару месяцев назад, нет, прошлой осенью, ответил тот и перестал вертеть свой стакан, — Бехам («Бехам из совета общины», добавил он, как будто их было несколько) прицепился тогда к Флору. Они хотели купить у него кусок леса, чтобы поставить там несколько ветрогенераторов. Флор, дела у которого в последние годы, как и у других здешних фермеров, шли неважно, почуял свой шанс, начал с ними усиленно торговаться, однако перегнул палку. В конце концов его «для общественных нужд», как это обычно называется, лишили права владения участком, выплатив мизерную компенсацию. Потом в кратчайшие сроки проложили просеку, а Флор возьми да сооруди эту надпись — вот и все, что произошло. Чтобы поведать мне эту историю, соседу потребовалось минут десять; окончив ее, он допил пиво.
2
13 июля 1923 г. в Лос-Анджелесе на склоне горы появилась всем известная надпись «Hollywood».
3
«Верхнеавстрийское обозрение» (Oberösterreichische Rundschau), австрийская газета, выходящая под этим названием с 1981 г. и ныне объединяющая семнадцать региональных газетных изданий.