София Фаркаш не была оборотнем и в ее жилах не текла кровь народа холмов, она была человеком, подпактной ведьмой, но выглядела для своих лет и семейного положения прекрасно. Скорее статная, чем стройная, по-румельски смуглая, с темными, почти черными волосами, но с зелеными глазами, с крупными, но гармоничными чертами лица. Взглянешь на нее — и сразу понимаешь, почему Шандор в холмах вовсе ни на кого внимания не обращает. Зачем, когда дома такое сокровище ждет?
Он бы наверняка жену с собой на все праздники брал, если бы она сама не отказывалась: София считала, что такие способы празднования, как в холмах, предназначены, в первую очередь, для молодых. А ей, почтенной матери семейства, следует праздновать приготовлением пирогов, как положено. И если она будет по праздникам с мужем бегать, то пироги поставить не успеет, что решительно никуда не годится.
Кайлен задумчиво наблюдал, как она хлопочет вокруг мужа. Как докладывает ему с собой еще какой-то снеди, помимо пирогов, которых, разумеется, вчера наготовила целую гору. Как проверяет, не забыл ли он чего важного с собой взять. Как обнимает и целует его на прощание. И с каждой минутой все яснее вспоминал, куда же у него вчера подевалось праздничное настроение и почему.
Йоль и Йольтайд были временем помолвок. Женились на осеннее Равноденствие, а сватались — среди зимы. И в холмах — раньше, чем у людей, потому что и праздновать начинали раньше.
Эс ши, разумеется, тоже вступали в брак, их «похабные» привычки этому ничуть не противоречили, скорее наоборот. София Фаркаш была хорошей ведьмой и понимала все совершенно правильно: и дикие оргии, и домашние пироги в равной степени составляли плодородие и были его неотъемлемыми частями. Впрочем, на праздники в холмах о своих помолвках объявляли и оборотни, и подпактные колдуны: это было слишком хорошим ритуалом, чтобы упускать такую возможность. Но сами жители холмов — в первую очередь, хотя заключали браки они, в силу своей долгой жизни, намного позже людей.
Для человека Кайлен с семейной жизнью безнадежно опоздал: к его тридцати пяти уже положено было иметь не только жену, но и двух-трех детей, или хотя бы одного, если что-то не слишком складывается. А для эс ши ему еще и начинать думать о браке было рано. Но, видимо, будучи полукровкой, он, как всегда, завис где-то посередине между тем и этим, так что именно на этот Йоль неожиданно ощутил, что подумать уже пора бы… только мысли получаются какие-то не слишком радостные.
Меньше всего на свете Кайлену хотелось, чтобы с ним произошло то, что произошло с его родителями. А точнее, с его матушкой, потому как, случись подобное, Кайлен оказался бы именно на ее месте. Мелин Неманич очень любила мужа и всегда знала, что рано или поздно ей придется пережить его смерть.
Любой человек, даже не обладающий колдовским даром, мог, оставшись в холмах, прожить сколь угодно долго. Но ни один человек, будь он даже один из сильнейших подпактных колдунов Семиграда, как Неманич-старший, не мог из холмов выйти, когда заканчивался срок его жизни. В этом легенды не врали: всякий человек, вновь оказавшись среди людей через двести или триста лет, мгновенно умер бы от старости. Это они с матушкой, полукровки, могли сколько угодно уходить в холмы и выходить из них, заново молодея каждый раз. А отец не мог.
Лука Неманич слишком ценил свою свободу и слишком любил свою липовскую родину, чтобы расстаться с тем и другим навсегда. И в холмы уходить отказался даже в минуту тяжелой смертельной болезни. Кайлен на него за это никогда не сердился и не обижался, он прекрасно понимал. Но оказаться на месте матушки не хотел бы ни за что. И точно так же не хотел бы жить в холмах, если бы его жена оказалась из эс ши: он любил жить наверху, среди людей, не меньше, а может, и больше отца.
По всему выходило, что Кайлену следует искать отношений с такими же полукровками, как он сам. Но выбирать себе женщину подобным образом казалось ему дикостью: выходи за меня замуж, потому что все остальные мои любовницы — что человеческие, что нечеловеческие — мне для брака не годятся. Это выглядело как бред. Да, собственно, им и было.
Посему, задумавшись вчера ночью о браке, Кайлен, во-первых, осознал глубочайшую безнадежность своего положения, а во-вторых, в очередной раз ощутил, как иногда тяжело быть полукровкой, который нигде не свой: ни в холмах, ни среди людей. Последнее ощущение и лишило его праздничного настроения напрочь и заставило сбежать домой, в единственное место, где, по его собственным ощущениям, он все-таки был своим полностью. Хотя бы для парочки живых существ, собственной экономки и Мариуса. Насчет Нивена он уже не был так уверен: что на уме у корриганов, не всегда могли понять даже жители холмов.