Между тем те двое продолжали спорить.
— Если уж говорить об этом: ты сидишь сейчас в совершенно новеньких калошах, — говорит Йон Тру. — Почему бы тебе их не заложить?
Тут Квислинг стаскивает одну калошу и поднимает ногу кверху. На его башмаках зияющие дыры, это было жалостно донельзя, мы видели это все трое.
— Ты находишь, что я могу обойтись без калош? — спрашивает он.
— Нет, нет, но, Господи Боже мой, мне-то что до этого!
Квислинг встаёт и собирается снять цилиндр со стены, это происходит в одно мгновение. Но Йон опередил его, он схватил шляпу и держит её далеко от себя, с осторожностью, чтобы не измять.
— Вставай же! — закричал мне Квислинг. — Отнимем у него шляпу, чёрт возьми!
Я встал. Йон грозно закричал:
— Не испортите мою шляпу, смотрите, я вам это говорю.
Но он всё же должен был отдать шляпу. Нам ничего не стоило совладать с ним. Мужицкий инстинкт Йона, кроме того, говорил ему ясно, что, если б мы измяли шляпу, то она стала бы негодной ни для него ни для других; поэтому он тотчас же выпустил её.
Теперь Квислинг хотел заложить её и на эти деньги купить угощения. Лишь бы только ссудные кассы не были ещё закрыты! Выходя за дверь, он всё ещё бормотал:
— Ну, видал ли кто такую свинью! У меня деньги почти что на почте лежат, а он не хочет…
— Сам ты свинья, — отвечал ему Йон. И он раскрыл дверь и закричал ему вниз на лестницу. — Да, смотри, квитанцию не потеряй, от тебя этого станет.
Йон Тру, в самом деле, был в бешенстве. В сущности, ему бы следовало теперь уйти, — сказал он. Но потом ему пришло в голову, что и ему может захотеться принять участие в пирушке, и лучше спасти, что можно было спасти от цилиндра. Он сел и стал рассчитывать, сколько Квислинг получит за шляпу; он снова успокоился, его гнев прошёл, и он даже спросил меня, как я думаю, можно ли за шляпу получить шесть крон. Я опять уселся на полу и прислонился спиной к стене; ещё бы немного, и я бы совсем заснул. Йон опять стал безпокоиться, почему не возвращается Квислинг, где он застрял? Не уйдёт же он с деньгами? И Йон открыл окно в своём чердаке, несмотря на холод, высунул голову и выглянул на улицу.
— Хоть бы он только догадался купить немного копчёной колбасы, — пробормотал он.
Наконец Квислинг вернулся. Нет, колбасы он не принёс, он получил за шляпу всего две кроны, и они пошли на коньяк. Квислинг поставил бутылку на стол.
— Что это ты за шляпы носишь, — загудел он. — Две кроны! Хе, хе, две кроны!
— А где квитанция? — закричал Йон, опять приходя в волнение. И когда он получил квитанцию, он зажёг свечку и подозрительно рассматривал её, не дали ли ему больше за шляпу.
Минуту спустя каждый из нас подошёл к столу и выпил по стаканчику. Я пил много и очень жадно, и Йон Тру пил много; казалось, он хотел выпить как следует за свои денежки. Только Квислинг был осторожен и наливал себе каждый раз не больше полстакана.
— Как вы безобразно напиваетесь, — сказал он.
Коньяк меня опять очень оживил, я не хотел пропустить этого замечания; я чувствовал себя таким сильным и бодрым, что я ответил:
— Что ж тебе жалко коньяку? Слышишь, Йон Тру, нам не надо так безсовестно напиваться коньяком.
Квислинг посмотрел на меня.
— Что это с тобой? — сказал он.
Йон заметно повеселел, он выпил ещё стакан, давая чувствовать, что коньяк принадлежит ему, он делался всё веселее и совсем стал ликовать. Спустя мгновение он опять стал спрашивать о колбасе. Квислинг налил мне стакан и подал мне его, когда я уже сидел на полу, — но я не принял его.
— Что это, ты никак обиделся? — спросил Квислинг и внимательно посмотрел на меня.
Я возразил, что ему нечего обо мне безпокоиться, я, конечно, не выпью весь его коньяк. Если он ничего не имеет против этого, я буду сидеть там, где я сижу. Но я могу так же хорошо уйти.
Молчание. Квислинг неподвижно и пристально смотрел на меня.
— Если бы ты был вменяем, я бы тебе дал по уху, понимаешь. Но ты, бедняга, невменяем, — сказал он и отошёл от меня.
— Ты, может быть, думаешь, что я пьян? — воскликнул я.
— Пьян? Нет. Ты просто сыт.
Я продолжал сидеть и думал об этом в то время, как Йон принялся за коньяк. Теперь он был уже готов, он напевал и разговаривал сам с собой.
— Обиделся? — сказал он. — Кто обиделся? Я хочу сказать, вы говорите о ком-то, кого обидели.