Выбрать главу

========== … ==========

Darling

Илья твердо убежден в трех истинах: лохнесское чудовище никогда бы не поместилось в городском озере, холодный кофе пьют только извращенцы, а он – абсолютный неудачник. А еще Илья уверен в том, что найти хороший блокнот просто невозможно. Наверное, думает порой Илья, обиднее всего записать свои последние слова на дешевом клочке бумаги, который могут вполне случайно принять за мусор и выкинуть. И Илья почти полностью уверен в том, что в итоге именно так и будет.

Илья пересекает черту города ровно в пять часов утра. Наверное, мать обязательно бы похвалила его за пунктуальность. За то, что он впервые в жизни не опоздал, пускай и расписание выдумано им самим. Илья замечает, что набережная, как обычно слишком пустынная для рыбацкого городка, наконец-то очищена от мусора почти полностью. И он почти полностью уверен в том, что это благодаря их новому мэру, чьего имени он даже не старался запомнить. Этот парень решил превратить их дыру с населением в десять тысяч человек в приятный для туристов городок, в котором всегда будут давать свежую рыбу, запеченную в лисичках и опятах, в городок с самым чистым загородным озером во всех штатах. Илья читал об этом в утренней газете пару недель назад, а может, просто слышал от кого-то в пути. Это было совсем неважно. В любом случае, то, что эту помойку решили благоустроить, никому навредить не могло. В конце концов, куда приятнее умереть в зеркально чистом озере, в котором даже близорукий сможет разглядеть, как твое тело разбухло в воде, чем утонуть в почерневшем от грязи подобии водоема с плавающими на поверхности бутылками от колы.

Илья покупает кофе в круглосуточном магазине на обочине и понимает, что единственное, в чем его городок никогда не изменится, это отвратительный кофе. Как бы этот мэр ни старался исправить все многочисленные изъяны, кофе он бы никогда не смог изменить. Помнится, кто-то говорил, что это из-за влажного климата, мол, кофейные зерна разбухают, теряют свой вкус и прочее дерьмо. А Илья думает, что все дело в том, что у каждого, живущего в этой чертовой дыре, руки растут из задницы. Даже идеально обжаренные зерна станут кроличьим пометом в руках человека, который даже не может отличить эспрессо от латте.

Утром в городе слишком тихо и слишком пустынно. Особенно после живого Бостона, кипящего, бурлившего даже по ночам. Илья ведет машину медленно, никуда не торопясь. Ведь он приехал туда, откуда не собирался возвращаться. Уже никогда. Илья почти с любовью гладит обитый дешевым дерматином руль старенького пикапа и думает о том, что этот город стоило представлять для туристов как край света, а не райское местечко. Сколько он себя помнил, ему все детство казалось, что дальше этого города существует лишь Ничего. Возможно, все дело было в близости Тихого океана, до которого мог добраться любой желающий пешком за час. Ну, или за двадцать минут, если сесть на автобус, один билет которого стоил шестьдесят центов. Илья помнит, как любил этот бескрайний Тихий океан, казавшийся ему восьмым чудом света. И помнит, как тепло его любил отец. Отец в принципе любил любые водоемы. Наверное, это была особенность всех людей, занимающихся рыбалкой. Илья бросает взгляд в сторону набережной и тихо вздыхает. Это место никогда не станет райским, если никто не хочет содержать рыбаков.

Гостиница «У Аманды» в путеводителе города обозначается как «самое приятное место для всей семьи». Но Илье сложно представить, какой семье могло бы такое понравиться. Ему кажется, что здание задумывалось как вполне приличный отель, но в какой-то момент что-то пошло не так. По правде говоря, Илья не горит желанием жаловаться на гостиницу, в которой ему дали номер за двенадцать долларов в сутки. Он никогда не искал комфорт. И теперь он довольствуется воздухом, изъеденным временем. Наверное, это привила ему мать. Минимум игрушек, минимум вещей, минимум заботы и минимум друзей. «У тебя всегда есть ты» – синяя наклейка с касаткой и подписью, напечатанной слишком официальным шрифтом, висела на двери его комнаты с самого детства. И, наверное, все еще висит.

Илья обнимает свои плечи, лежа на скрипучей кровати, и смотрит в окно, задернутое неплотными, пожелтевшими от времени шторами с мелкими аляпистыми цветочками, сквозь которые пробиваются рассветные солнечные лучи. На тумбочке лежит блокнот со списком дел на ближайшую неделю и красный карандаш. Мама, помнится, всегда говорила, что у каждого нормального ребенка должен быть блокнот со списком дел. А Илья никогда его не заводил. Наверное, надо было вести какой-то дневник. Наверное, потому он и вырос ненормальным. По крайней мере, в этом были уверены все.

Илья закрывает глаза и чувствует, как нематериальное одеяло его неудач накрывает с головой. Илья думает, что если и существует книга, в которой даются самые актуальные толкования каждой черте личности, то на странице с неудачником есть его портрет. Мама любила повторять, что жизнь – что-то вроде американских горок с их взлетами и падениями. У Ильи, кажется, было сплошное падение. Наверное, он не успел сесть на нормальный аттракцион.

Илья засыпает, чувствуя, как этот проклятый город с новой силой начинает питаться им. Илья знал, что так и будет. Иначе просто быть не могло.

Он видит, как ныряет в озеро. То самое, в котором, по слухам, жило подобие лохнесского чудовища. Илья в детстве свято верил, что оно в нем есть. Просто прячется где-то на глубине. И Илья плывет к нему, даже не стараясь удерживать дыхание.

Илья хочет умереть. Это одна из немногих целей в его жизни. Когда в детстве их спрашивали в классе, кто кем хочет быть, все говорили о космонавтах. Космонавты в то время были жуть как популярны. А Илья не хотел быть никем. Все младшие классы на вопрос о будущей профессии он отвечал «Не знаю». И это было правдой. Он не видел себя в будущем. Он не видел будущего до сих пор.

Илья касается песчаного дна ладонями и опускается на него, словно на постель. Мягкую, пружинистую. Комфортную. Он слышит голос в своей голове: «А кем ты хочешь быть, когда вырастешь?». И единственное, что может ответить Илья, – я хочу быть нигде и никем. Быть нигде и никем намного сложнее, чем быть космонавтом или мэром. Каково это быть никем? Никем – это кем? И нигде – это где? Илья невольно улыбается своим мыслям.

«Я хочу быть нигде и никем. И я на пути к своей цели. Но прежде чем я уйду, я хочу закончить все свои дела. Я слышал, что призраками становятся лишь те, у кого остаются на земле какие-то дела. А еще одной жизни, пусть и после смерти, я не вынесу».

========== Пункт первый ==========

this i know

Илье кажется, что самые бесстрашные люди это те, которые решаются дожить до старости. Видеть, как твоя кожа грубеет, покрывается морщинами, чувствовать, как твои кости становятся менее крепкими, понимать, что ты перестаешь слышать голоса людей на том расстоянии, на котором раньше мог слышать даже шепот, забывать всю прошедшую жизнь. Хотя, наверное, последний пункт единственная приятная вещь в старости. Однако осознание того, что он сам будет выглядеть совершенно иначе, его пугает.

Ему не по себе, когда он рассматривает фотографии себя в младенчестве. Ему не по себе от самих младенцев. Ему не по себе от того, насколько одинаково они выглядят. Когда он с матерью ходил в гости к ее подругам, его всегда передергивало от маленьких детей, которых те держали на руках. Их называли красивыми, улыбчивыми и прочими приятными словами, а Илья с ужасом осознавал, что вряд ли различил бы их, если бы не одежда. И невольно думал о том, что когда-то он тоже был таким же. Но если младенческие годы не помнить в порядке вещей, то старость так просто забыть не удастся. Нет времени на то, чтобы забыть. Если после младенчества идет детство, а дальше юношество и зрелость, то после старости только смерть. Илья недавно слышал по радио, что ученые выяснили, будто после смерти человек может думать еще три минуты. Три чертовы минуты думать о том, что ты умер. Жизнь однозначно очень плохая шутка.