– И кем ты стал? – Илья приоткрыл глаза, поднимая взгляд на умиротворенное лицо мужчины.
– Журналистом. Как-то не очень клеится, но я не расстраиваюсь. Еще есть время найти работу по призванию. А пока лето, я хочу отдыхать и расслабляться. Ну и сидеть в школе, делая вид, что помогаю дяде Лайлу, как прилежный племянник.
Пальцы Наполеона снова касаются его волос, и Илья опускает плечи, тихо выдыхая. Длинные пальцы перебирают его волосы, и Илье становится спокойнее. От Наполеона пахнет мятой. Не сильно, не до рези в носу, а слегка, как от чая, который он заварил для него. Илья открывает глаза, переводя взгляд на него, лежащего с полуприкрытыми веками и водящему по светлым волосам пальцами с кольцом на мизинце.
У Наполеона красивое лицо. Бессмысленно отрицать. У него точенные скулы, нос с небольшой горбинкой и вздернутым кончиком и едва заметные веснушки, появившиеся от летнего солнца. Его уложенные волосы растрепались и теперь некоторые пряди висели сосульками, спадая на лоб. Илья осторожно протягивает к ним руку, берясь пальцами и разъединяя. Наполеон поднимает уголки рта, тихо выдыхая и убирая волосы с лица назад.
Илья переворачивается на бок, продолжая смотреть на него, когда замечает, что у Наполеона синие глаза. Не просто синие, а с небольшим коричневым пятном на левом. Кажется, это называется гетерохромия. Частичная, по-видимому. Илья почти шепотом делится этим наблюдением с Наполеоном, и тот тихо смеется, опуская взгляд и убирая руку от волос мужчины.
Илья понимает, что улыбается. Ему никогда не было так легко и так спокойно рядом с кем-то. Наполеон оказался не таким, как другие. Не таким, каким показался изначально. С ним Илья мог расслабиться.
И Наполеон был красивым. По-настоящему красивым.
Илья осторожно касается его скулы пальцами, и Наполеон поднимает взгляд. И вправду словно выточенная из мрамора. Илья скользит пальцами вниз по лицу, касаясь ровной кожи, словно ту никогда не трогали подростковые проблемы, без единого рубца. Илья останавливает пальцы на уголке рта. И понимает, что никогда не целовался. Наверное, это было еще одним подтверждением того, что он неудачник. Но рядом с Наполеоном о неудачах думать как-то не получалось.
Илья кладет пальцы на подбородок Наполеона и осторожно вытягивает шею. Он видит, как Наполеон закрывает глаза, и чувствует, как у него самого начинает колотиться сердце. Он касается его носа своим, склоняя голову немного вбок, и едва дышит от близости с чужим лицом.
И Илья резко вскакивает, когда в дверцу машины ударяет что-то. Илья хмурится, быстро бегая взглядом по школьной площадке, и видит, как к машине бегут мальчишки. Опустив взгляд, он видит футбольный мяч, видимо, отлетевший слишком далеко.
Он слышит, как Наполеон вздыхает, и оборачивает голову. Тот поднимает свое кресло.
– Все в порядке? – Илья понимает, что звучит глупо. Но момент упущен. Чертовы дети.
– Да, в порядке. Помоги-ка. Подтяни кресло… – он щелкает рычагом. – Да, вот так. Спасибо. Так куда, говоришь, нам надо?
Илья вздыхает, потирая переносицу пальцами, и по памяти произносит адрес. Адрес родного дома невозможно забыть даже при желании. Даже спустя столько лет. По крайней мере, ему точно.
– Можешь только сначала до магазина доехать? Хочу купить чего-нибудь сладкого на перекус.
– Мы едем на свидание к кому-то? – Наполеон ерзает в своем кресле, пока не устраивается окончательно, и заводит машину, шаря рукой по панели в поисках солнцезащитных очков, которые ему протягивает Илья.
– Типа того. К моей матери.
Илья понятия не имеет, хочет ли он увидеть свою мать. С одной стороны, он не видел ее с момента отъезда в бостонский университет, а с другой стороны, встречать ее снова совсем не горел желанием. Но надо. Так сказать, на прощание.
– Если не хочешь, это необязательно.
– Если бы я не хотел, я бы сейчас сидел в школе и имитировал рабочий день.
Илья тихо хмыкает и отворачивает голову к окну, подпирая свой рот ладонью.
В том магазине Илья когда-то часто закупался продуктами. Преимущественно так называемой дорожной пиццей. Дрянь та еще, но голод утоляла только так. Выглядела, в общем-то, как обычный пирожок, только раза в два или три крупнее. А внутри было намешано все, что могло прийти повару в голову: майонез, сыр, колбаса, укроп, кусочки помидоров и иногда курица. И стоило это все всего пару долларов с центами.
Теперь магазин расширился. Ненамного, но Илья это видит. Он берет коробку конфет с прилавка – «Болеро» – и идет к кассе, бросив взгляд через плечо. Наполеон идет немного позади, взяв с собой бутылку воды.
Возле кассы небольшая очередь. Илья смотрит на то, как пожилая женщина неторопливо выкладывает продукты по одному на кассу, и думает о том, что произошло в машине. Думать об этом как-то не хочется, ведь от этого кровь приливает к щекам и ушам. Но и не думать не получается. Илья снова смотрит назад, когда чувствует, что Наполеон лбом упирается в его лопатку, ставя рядом на кассу бутылку негазированной воды.
Когда очередь доходит до них, Илья поднимает взгляд на продавщицу, останавливая его на бейджике с именем, – Мэгги К. Усмехнувшись, Илья мотает пару раз головой, двигая коробку конфет и бутылку ближе.
– Эй, Илья, я тут подумал…
Женщина за кассой поднимает голову, и Илья вскидывает брови, встречаясь с той глазами.
– Вы случайно не учились в местной школе?
– Ну, здесь других школ нет, – Илья пожимает плечами, переводя взгляд на Наполеона, явно не слишком довольного тем, что его перебили.
– Тогда иначе. Вы переехали сюда, верно? Может быть, помните меня, мы три года в одном классе учились.
Илья возвращает взгляд к кассирше, смотря на ее бейджик и снова в лицо. Мэгги К. К. Колтман.
Его лицо несколько вытягивается, а уголок рта невольно поднимается вверх. Илья кивает, усмехнувшись.
– Да, Мэгги, припоминаю.
В школе новеньких не любили, но если те были хорошенькими, то у них все складывалось намного лучше. А вот Мэгги была хорошенькой. Щуплая девчушка с только появляющейся грудью и талией, которая нравилась всем мальчикам из параллели и не только. Та самая, которая в первый день, заметив Илью, из носа которого хлестала кровь, отдала ему свой платок. Правда потом, так и не найдя ее, Илья выбросил тот в мусорное ведро. Все равно он насквозь пропитался его кровью.
– Ты сильно изменился. Больше не дерешься? – Илья запомнил ее слишком веселой и простой для такой школы, в которой все знали друг друга вдоль и поперек, а припоминать любили только плохое. Видимо, Мэгги такой и осталась. Разве только поправилась. Слегка.
– Нет, я с драками завязал, – Илья слышит тихий смешок за спиной и опускает взгляд на костяшки своего кулака. Вроде не стесаны. Уже хорошо. – Ты тоже изменилась.
Илье неловко. Крайне неловко от того, что даже сейчас он не может нормально говорить с девушками, не ощущая себя идиотом. Он чувствует, как Наполеон сзади подталкивает его, слышит, как сзади шепчутся люди, стоящие в очереди.
– Да, знаю, разнесло меня. Зато, можно сказать, стала счастливой матерью с пятью спиногрызами, – Мэгги даже сейчас весело улыбается, отчего у Ильи сводит живот.
– Ну, не так уж и разнесло…
– Слушай, свое отражение я вижу. Ноги – нет, но отражение точно. В любом случае, главное, что есть для кого жить. Может, придешь в гости? – Мэгги пробивает несчастную коробку конфет с бутылкой и перекладывает их в корзину. Илья коротко кивает, подняв уголки рта, и отдает несколько купюр.