Илья рассматривает узкую спину женщины, видную сквозь окно, разделяющую столовую и кухню, и делает новый глоток из кружки. Миссис Питерсон тихая, неприметная и слишком покладистая для хозяйки гостиницы, женщина. Насколько Илья понял из разговоров постояльцев, она вдова уже несколько лет как, и изначально все это было семейным делом. Мистер Питерсон умер не то от рака, не то от диабета, и с тех пор гостиничный бизнес лег на плечи его жены. Печальная история.
Когда Илья делает новый глоток, дверь столовой открывается в очередной раз, впуская в помещение двух постояльцев и еще одного человека. Который здесь не снимает номер и вряд ли однажды снимал.
На Наполеоне свободная майка, почти открывающая его грудь, джинсы светло-синего цвета с потертостями на коленях и повязанная поверх них тканевая куртка не то темно-зеленого, не то еще какого-то цвета. Он не уложил волосы, и Илья почти с интересом отметил, что у него они вьются. Наполеон осматривает помещение несколько растерянным взглядом, пока не замечает Илью, сидящего почти в углу.
– Привет, – он садится напротив него и складывает ладони перед собой. От него пахнет хвоей и хозяйственным мылом. И, судя по еще сырым кончикам растрепанных волос, этот запах он принес с собой прямиком из ванной.
– Привет, – Илья доливает кофе в свою кружку и протягивает ее Наполеону, который коротко мотает головой. – Ты сегодня рано.
– Решил не ждать на улице. Гилман дала два дня на отдых, так что я решил, что не буду тратить время впустую, – Илья замечает, что у Наполеона неровный загар. Под белыми рукавами майки выглядывает такая же белая полоса, контрастирующая с его загоревшей кожей.
– И вместо этого потратить время на меня? Даже если мне никуда не нужно уезжать?
Наполеон смеется, тихо, как и всегда, немного ссутулившись и опустив взгляд. Его черные вьющиеся волосы немного подскакивают, а вокруг глаз образуются небольшие морщины. И Илья понятия не имеет, почему рассматривает его настолько неприкрыто. Но Наполеон словно стал выглядеть иначе, оставаясь абсолютно тем же человеком.
– Да, большевик, на тебя, – у него молочного цвета зубы. И немного выступающий вперед клык. Это заметно, когда он улыбается.
– Не называй меня так, – и Илья ловит себя на том, что тоже улыбается. Подняв уголки рта. Непривычно, и отчего-то Илье почти стыдно за себя. – Иначе я тоже придумаю тебе прозвище.
– Я заинтригован, – у Наполеона длинная шея, покрытая мелкими царапинами после бритья. Видимо, делал это на скорую руку. Торопился.
Илья рассматривает его, понимая, что со стороны это наверняка выглядит не так, как должно быть. Неприлично, неправильно. И, наверное, почти пошло. Илья опускает взгляд на дно кружки и обнаруживает, что почти допил свой кофе.
– Буду называть тебя ковбоем, если ты не прекратишь, – Илья допивает кофе и опускает кружку на стол, поднимаясь на ноги, хлопает мужчину по плечу, дожидаясь, когда тот поднимется, и идет к двери.
Наполеон странен во всем. Его настроение может меняться каждую минуту. Его взгляд иногда пугает. У него странное имя, совсем не свойственное американцу, вышедшее из моды еще давным-давно. Он странный. Целиком и полностью. И это греет душу Илье. Потому что нет лучшего ощущения в жизни, чем ощущение того, что ты не один такой во всем мире. Что тебя могут понимать, действительно понимать, а не соглашаться из вежливости.
Илья решил показать ему озеро, в котором, как говорил отец, жило их лохнесское чудовище. И теперь, сидя в багажнике пикапа, вытянув ноги, Наполеон рассказывает ему о том, как однажды поймал белку. В этих же краях. Когда приезжал на каникулы. Он рассказывает о том, какой у нее был тонкий хвост, совсем не такой, как на картинках, и коричневая немного свалявшаяся шерсть. Рассказывает о том, как она чуть не отгрызла ему палец за то, что он вздумал попробовать дать ей семечки.
– Странные эти белки, – говорит он. – Ты хочешь им приятное сделать, а они тебя грызть начинают. И после этого еще говорят, что они безобидные и милые. Да как же.
Илья стоит, опираясь спиной о кузов пикапа, и слушает болтовню Наполеона, рассматривая деревья. Озеро все еще окружено густыми деревьями, и это тоже греет душу. Хоть бы этот уголок никто не менял. Илья помнил, как они с отцом сюда плавали на лодках. И теперь он пытается представить, насколько крохотной в его воображении должна была быть Несси, чтобы уместиться в этом озере. Илья видит, что на одной из веток дерева, стоящего ближе всех к воде, висит колесо, раскачивающееся на ветру. Кажется, дети все-таки облюбовали это место. Оно и правильно.
– Эй, – голос Наполеона раздается над самым ухом, и Илья вздрагивает, оборачиваясь и смотря на него, сидящего возле него в кузове. – Ты меня не слышишь, что ли?
– Задумался немного. Вспоминал все об этой несчастной Несси, – Илья снова опирается спиной о кузов, и слышит, как Наполеон хрипло смеется сзади.
– А знаешь… – он снова ложится, вытягивая ноги, и подпирает подбородок рукой, тоже смотря на озеро. – Я бы на месте мэра давно пустил рекламу, что в озере реально есть подобие Несси. Придумали бы своего монстра, ну, немного поменьше и, скажем, с двумя головами. И пустили легенду по городу, поставили табличку. Назвали бы ее как-нибудь типа Глэсси, я не знаю, – он смеется, закрывая глаза. – А там и до футболок с рисунком и игрушек недалеко. Можно даже было бы фотографии постановочные сделать, типа все это правда, и пустить в газеты. И, знаешь, мне кажется, вот тогда бы туристы повалили точно.
– Предложи ему эту идею, – Илья чешет свою шею пальцами, щуря глаза на солнце. Погода снова почти безветренная, но рядом с озером жара куда терпимее.
– Еще чего, – Наполеон фырчит, устраиваясь поудобнее. – Мои гениальные идеи должны уйти со мной в могилу. Хотя, если мне заплатят…
– Думаю, за такую рекламу тебе точно заплатят, – Илья усмехается, открывая один глаз и опуская взгляд на кудрявую макушку Наполеона, в волосах которого запутались листья, видимо, упавшие в кузов. Илья стряхнул их, поведя плечом.
– Тогда я подумаю, – Наполеон зевает, упираясь руками в кузов и выпрямляясь, присаживается, подбирая ноги под себя. – Так вот, о чем я говорил. Не хочешь съездить в кинотеатр под открытым небом? Его недавно открыли, но я так и ни разу не добрался. Как насчет? Сейчас неделя французского кино, так что, в случае чего, хотя бы выспишься.
Илья снова усмехается, переводя взгляд на Наполеона. В конце концов, это не такая уж и плохая идея. Кино он смотрел редко. Тем более, французское. Тем более, под открытым небом. Тем более, с кем-то.
У Наполеона дома прохладно и спокойно. Он говорит, что этот дом принадлежит его матери. Говорит, купила, чтобы приезжать сюда отдыхать. Но времени на отдых она так до сих пор и не нашла. В доме два этажа и минимум мебели. Но все выполнено в одном тоне, в одном цвете, и Илье кажется, что он попал на страницу дизайнерского минималистического журнала.
Наполеон лежит на своей кровати с белыми простынями и негромко мычит, подпевая потрескивающему проигрывателю с пластинкой: «Я не хочу отпускать тебя, я не хочу относиться к этому несерьезно, так что же будет дальше?». Илья толкает двумя пальцами подвешенные к потолку оригами и переводит на него взгляд.