Миронова резко и грозно обрывает судья: "Я Вас останавливаю, Миронов! Вы высказываете свое суждение, чем нарушаете закон".
Миронов соглашается не высказывать больше никаких суждений и продолжает: "Тогда обращаю внимание присяжных заседателей, что в списке не содержится ни марки, ни модели, ни цвета автомашины, на которой передвигался Чубайс. И сам номер - лишь часть номера автомашины, на которой передвигался Чубайс".
Судья тучнеет на глазах: "Я Вас вновь предупреждаю, Миронов! Вы можете обращать внимание на то, что листочек записки чистенький или старенький, паста на нем синяя или черная, и не более того".
На прокурора требование судьи отличать лишь чистенькое от грязненького, белое от чёрного, видимо, не распространяется, так как он тут же встает и заявляет: "Прошу обратить внимание присяжных заседателей, что это все-таки номер автомашины Чубайса - просто без указания региона".
Судья укоризненно смотрит на обвинителя, кротко журит его: "Господин прокурор, об этом Вы будете говорить в прениях".
Далее вещдоки сыпятся как из рога изобилия. Прокурор предъявляет пакетики с образцами грунта с колес автомашины Квачкова: "Вот образец с левого заднего колеса, вот - с левого переднего, а это - с правого заднего, это - с ковриков салона автомашины, а здесь - с обочины Минского шоссе, а это - с места происшествия...".
Присяжные недоуменно рассматривают давно высохшую грязь, подозревая в груде пакетиков раскрытую следствием тайну. Увы. Грязь, она и есть грязь. Никакой тайны. Прокурор зачитывает судебно-криминалистическую экспертизу, установившую, что "почвенные наслоения с колес и с ковриков из автомашины СААБ не происходят ни с места стоянки на Минском шоссе, ни с места взрыва".
Прокурор не унывает, смело движется вперёд, как ни в чём не бывало достаёт очередной вещдок - кассовый чек автозаправочной станции, изъятый из автомашины Квачкова: "Уважаемые присяжные заседатели, прошу вас соотнести схему места происшествия со схемой, изображенной на данном чеке".
Пока чек ходит по рукам присяжных и присяжные напрягают воображение, чтобы представить место происшествия, которого ни один из них отродясь не видел, прокурор успевает огласить почерковедческую экспертизу: "Буквы на чеке не принадлежат гражданам Квачкову, Яшину, Найденову".
Прокурор и этим обломом не смущен, он потрошит уже следующий пакет, из которого извлекает два предмета, разглядывает их внимательно и раздумчиво заключает: "Это, я так понимаю, кепка с волосами. А это шапка, обычная шапка".
Однако потрогать, в руках подержать шапку с кепкой присяжным не предлагают, тогда подсудимый Миронов просит: "Можно шапочку... примерить?".
Судья возражает: "Мерить нельзя, у нас не примерочная!".
Но шапку взять дозволила. Миронов внимательно ее изучает и с азартом первооткрывателя сообщает: "Можно обратить внимание присяжных, Ваша честь: здесь имеется дырка на шапке, что экспертизой не отмечено. Скорее всего, шапку съела моль в прокуратуре".
Судья прокуратуру в обиду и здесь не даёт: "Может, её износили до дыр".
Износили, так износили. С судьей не поспоришь. Хотя версию о моли, расплодившейся в Генеральной прокуратуре, разделило большинство присутствующих.
Прокурор подступает к самой увесистой массе вещдоков. Выгружает на стол пачку книг в фабричной упаковке и извещает присяжных: "Упаковка литературы: Борис Миронов. "Приговор убивающим Россию". Изъята из автомашины СААБ. 24 штуки".
В зале шорох. Ещё не ведая о том, что скажет сейчас прокурор присяжным, в зале понимают, что вот оно, вещественное доказательство того, почему на скамье подсудимых Иван Миронов. Мстят за отца, за его книги, обличающие власть.
Прокурор раздает книги присяжным заседателям, как учитель раздаёт новенькие учебники ученикам. Каждый присяжный получает по экземпляру, все углубляются в чтение. Кто-то рассматривает картину с Дмитрием Донским на обложке, кто-то - портрет автора на обороте.
Пока народные судьи читают и рассматривают, прокурор предупреждает их об угрозе, таящейся под обложкой: "Уважаемые присяжные заседатели, прошу обратить внимание на место издания данной литературы - город Каунас".
"Каунас" звучит сурово и обличительно, словно там ЦРУ или, по меньшей мере, Пентагон.
Судья встревожилась за политическую благонадежность присяжных, просит быстрее вернуть вещдоки: "Закончили смотреть, возвращайте. Все возвратили? Что, еще не дочитали?".
Много чего интересного предъявлял в этот день государственный обвинитель - образцы слюней на ватных тампонах, срезы ногтей в крохотных пакетиках, маленькую, белую нить, снятую с дерева на месте происшествия, смывы с рукоятки коробки передач автомашины СААБ, баллистическую экспертизу осветительного и сигнального патронов... И снова, не имея никакого отношения к подсудимым, вещдоки эти ничего не подтверждали и ничего не доказывали. Но они значились в деле как ВЕЩЕСТВЕННЫЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА. Воистину, если что и изгрызает моль в Генеральной прокуратуре, так это мозги следователей!
Вершиной доказательной базы обвинения стала "кепка с волосами" - так, стремясь к фактологической точности, охарактеризовал ее прокурор.
На кепке, найденной в машине Квачкова, действительно обнаружены волосы и еще пот. Волосы, как установили эксперты, не могли "происходить" ни с головы Яшина, ни с головы Квачкова, но чем-то они до боли напоминали экспертам волосы Найденова, поэтому "могли происходить" от него. А вот потеть в кепке, я цитирую прокурора, могло "не менее трех человек", так как на ней обнаружились биологические следы, отчасти схожие с биологическими следами подсудимых Квачкова, Яшина и Найденова, судя по образцам их крови. Нет, это не генетическая экспертиза, которая определяет причастность к потоотделению на 99,999 процентов. Это биологическая экспертиза, ее вероятность гораздо ниже, примерно четверть человечества можно обличить в отпотевании, да стоит ли с генетикой связываться, ведь речь идет лишь о причастности к кепке, найденной в машине, а не к покушению на Чубайса.
Присяжные ушли, так и не увидев, не услышав, не узнав в этот день ничего существенного, весомого и зримого, что хоть как-то бы связывало подсудимых с происшествием на Митькинском шоссе. Разочарованной смотрелась и сторона обвинения. Повысить настроение, сделать себе маленький подарок решился Шугаев, адвокат Чубайса, выступив с заявлением: "Уважаемый суд! Сегодня в присутствии присяжных заседателей подсудимый Миронов допустил высказывание, недопустимое в присутствии присяжных заседателей. Кроме того, его защитник Чепурная сделала мне замечание с целью сформировать обо мне негативное впечатление у присяжных. Прошу занести это заявление в протокол!".
Судья скептически оглядела Шугаева: "Не давайте повода, господин Шугаев. Вам не менее хорошо известно, что сидеть, развалившись на стуле, нехорошо".
Ни мало не смутившись, Шугаев горделиво вздёрнул голову: "У меня комплекция такая, Ваша честь. Меня даже в Интернете назвали боевым слоном! А вообще-то, - горько пожаловался он, - меня там ужасно оскорбляют, так описывают!". Шугаев страдальчески прикрыл глаза.
Судья философски улыбнулась: "Не одного Вас там описывают. И откуда только такой огромный словарный запас у людей берется".
На том завершился и литературный диспут, и судебное заседание в целом...
Президент Д.А. Медведев на днях снова заявил, что уголовные дела в России слишком долго рассматриваются в судах. И вправду, процесс по делу о покушении на Чубайса длится уже пять лет. Годы идут, люди теряют память, моль изгрызает шапки, носовые платки утрачивают клетчатость, слюни высыхают, записки выцветают, грязь с обочин превращается в пыль. А прокуроры и судьи, сменяя друг друга, все толкут и толкут эту воду в ступе, надеясь, сами не знают, на что.
Над классиком, определившим глаза зеркалом души человека, доморощенные наши следователи, прокуроры и судьи иронично, снисходительно посмеиваются, они давно определили и практикой проверили, что друг подозреваемого, обвиняемого, подсудимого – вот уж зеркало так зеркало души человека, ибо, по их убеждению, именно друзья являются самыми эффективными переносчиками информации о личной жизни подозреваемых и обвиняемых и ни одна деталь, ни одна черточка в биографии, характере, поступках подсудимого, представленная в бесхитростных повествованиях его друзей, не останется не истолкованной ими в духе причастности бедолаги к уголовному делу.