— Да причем тут соседи, я этих из Чертова угла боюсь, — последние слова Наташка произнесла совсем шепотом.
— Ерунда, — махнул рукой Семен.
— Нет, не ерунда, я спать не смогу.
— Тогда нечего было переться в поход, — выступил Женька.
— Тебя, Григорьев, не спросила, — тут же окрысилась Наташка.
— А зря, я бы тебе посоветовал…
— Хватит! Хватит, — прервал свару Семен. — Напугал тут всех этот с коробом.
— Зато грибочков подбросил. Эх, хороши грибки, — Серега погладил себе живот.
— Нет, Сема, я боюсь, можно я у вас с Костей в палатке спать лягу.
— Очерти вокруг своей палатки круг и молись, — продолжал издеваться Женька, пока Сема озадаченно тер затылок.
— Ну, Сема, — взмолилась Наташка.
— Да конечно, конечно, — согласился тот. — Мы с Костей потеснимся. И угораздило ж нас встретиться с этим грибником.
Посидев еще немного у костра и послушав тишину наступающей ночи, они отправились спать.
Костя уже засыпал, лежа посерединке между Наташкой и Семой, когда странные отдаленные звуки заставили его содрогнуться и вернуться к действительности. Через тонкую брезентовую стенку палатки из белой северной ночи доносились жуткие завывания, перемежающиеся диким хохотом.
— Какой ужас, кто это? — испуганно прошептала Наташка.
— Фигня, — сонно отчеканил Сема, — колобродит кто-то.
Наташка больше ничего не сказала, но подвинулась в своем спальном мешке так, чтобы чувствовать рядом если не Семин, так хотя бы Костин костлявый бок. Машинально, сквозь сон, Костя высвободил свою руку и нащупал в темноте похолодевшую от страха Наташкину ладошку. Он сжал ее и так и заснул.
Вовка не слышал ни ночной далекой музыки, ни завывания, ни хохота. Он уснул крепким сном праведника чуть ли не сразу после ужина. Но обилие выпитого чая разбудило его и заставило выйти из душной, наглухо застегнутой от комаров палатки на свежий воздух.
Отойдя за валуны и сделав то, что требовала от него человеческая природа и выпитый чай, он, зевая, отправился в обратный путь к брезентовому домику. Громкий всхлипывающий рокот, раздавшийся прямо около него, заставил вздрогнуть. Остатки сна улетучились окончательно. Через секунду рокот повторился.
«Ф-фу, Сема храпит, — с облегчением догадался мальчик. — Во запузыривает!» Однако неожиданно почти такой же громоподобный храп ответил запоздалым эхом с другого конца лагеря. «Ни фига себе, — подумал Вовка, — это кто же то?» Так мог храпеть только здоровенный мужик. Но двоих Сем в лагере не было. Удивленный Вовка крадучись отправился в ту сторону, откуда он только что слышал неопознанный храп. Как же возросло его удивление, когда он понял, что храпит кроме Семиной еще и Наташкина палатка. «Вот так девочка», — подумал он. Храпы попеременно продолжались с обеих сторон, перекликаясь и соревнуясь в громкости. «Действительно богатыриха», — вспомнил Вовка Наташкину шутку в поезде и, усмехнувшись, отправился спать, стараясь не забыть ночное происшествие, чтобы поведать о нем поутру приятелям.
— Я тебе говорил, пусть закипит.
— Так она ж еще полчаса не кипела.
— То-то и оно, что не кипела. Теперь все, блин, каша.
— Ну и скажем, что каша.
— Блин-каша!
— Точно, блин-каша, а то убьют.
Этот разговор разбудил Костю после ночи без сновидений. Рядом, зарывшись носом в спальный мешок, сопела Наташка.
«Почему не было подъема?» — удивился Костя. Это не в обычаях Семы. Он сам чуть свет глаза продирает и другим спать не дает. Так по крайней мере Косте рассказывали ребята из Узорова, хорошо знавшие Сему как соседа и регулярно выбегавшие с ним на утренние пробежки в восемь утра. После пробежки обязательная силовая зарядка. Странно, что Семен изменяет своим привычкам. Неужели устал? Впрочем, его спальный мешок, лежавший по правую руку от Кости, оказался пуст.
Костя осторожно, чтобы не разбудить Наташку, вылез из своего мешка и выглянул наружу. Первое, что он увидел, была мощная спина Семы в майке-тельняшке, под которой перекатывались могучие мышцы. Семен играючи разминался здоровенным круглым булыжником, используя его вместо гири. От костра тянуло дымком и еще чем-то непонятным — сладковато-горьковатым. Доносились голоса дежурных. Костя узнал Женьку и Лыку — они его и разбудили.
— Сема! — крикнул вполголоса Лыков.
— Ну? — пыхтя от усердия и не прекращая подбрасывать кверху булыжник, отозвался силач.
— Будить, что ль? У нас все готово.
— Ну, — согласился Сема.
Лыка взял в одну руку большую алюминиевую миску, в другую — увесистый половник и что есть мочи ударил зорю.