— И ты действительно думаешь, что могли бы договориться о приемлемом балансе полномочий между Матерью-Церковью и кем-то вроде Кэйлеба Армака или Грейгэра Стонара? Прости меня, если я, кажется, немного скептически отношусь к этому после всего этого времени и всего этого кровопролития.
— Не знаю, — честно признался Тринейр. — Я только знаю, что это наш лучший шанс — наш единственный шанс, на самом деле — учитывая, как плохо все выглядит. Возможно, я не смогу заставить их согласиться на наши минимальные условия, но, по крайней мере, есть вероятность, что я смогу. С другой стороны, если мы продолжим джихад и проиграем — а это именно то, что, похоже, происходит, Жэспар, — они будут в состоянии диктовать любые условия, какие захотят, и думаю, мы все можем представить, какими будут эти условия.
— Полагаю, что можем, — согласился Клинтан. Он посидел еще несколько мгновений, задумчиво поджав губы, затем слегка кивнул и протянул руку. Он провел одной рукой над сияющим божественным светом на столе перед ним, и дверь зала совета снова открылась, когда один из агентов-инквизиторов в пурпурной сутане в прихожей ответил на тихий звонок.
— Да, ваша светлость? — сказал он, подписываясь скипетром Лэнгхорна и кланяясь великому инквизитору.
— Арестуйте его, — непринужденно ответил Клинтан и указал на Тринейра.
Замсин Тринейр откинулся на спинку стула, недоверчиво уставившись на Клинтана, но агент-инквизитор только кивнул, как будто приказ об аресте канцлера Матери-Церкви не был чем-то необычным. Стук его каблуков был громким в жестокой, отдающейся эхом тишине, когда он подошел к концу стола, где сидел Тринейр.
— Если вы составите мне компанию, пожалуйста, ваша светлость.
Слова были вежливыми, но тон ледяным, и Тринейр покачал головой, все еще глядя на Клинтана.
— Жэспар, пожалуйста, — прошептал он. — Ты не можешь! Я имею в виду…
— Я точно знаю, что ты имеешь в виду, Замсин, — сказал Клинтан, и видимость вдумчивого, заинтересованного любопытства исчезла. — Ты имеешь в виду, что готов сесть за стол напротив этого ублюдка Кэйлеба и этой шлюхи Шарлиэн и выторговать собственную власть Бога, чтобы спасти свою никчемную задницу. — Его голос был таким же неумолимым, как и его ледяные глаза. — Я должен был давно понять, что ты предашь Его и Его архангелов в любое время, когда увидишь в этом выгоду. Но точно так же, как Бог знает Своих, Его инквизиция знает, как поступить с людьми Шан-вей.
— Но я не такой! — Тринейр поднялся со стула, умоляюще протягивая руку. — Ты же знаешь, что это не так! Я пытаюсь спасти Мать-Церковь от потери всего, если еретики разгромят наши последние армии!
— Не будь глупее, чем ты должен быть, — усмехнулся Клинтан. — Мать-Церковь — Божья Невеста. Она не может проиграть — не в конце концов — до тех пор, пока хоть один верный, преданный сын будет сражаться за нее! Но не думаю, что можно ожидать такого понимания от предателя Бога, не так ли?
— Я…
Тринейр замолчал, его лицо стало белым, как бумага, в глазах начал вспыхивать ужас, когда паника вымыла анестетик шока. Он уставился на Клинтана, а затем его глаза в отчаянии метнулись к Дючейрну и Мейгвейру.
— Не жди, что они спасут тебя, — категорично сказал Клинтан, заставляя канцлера перевести взгляд обратно на него, и в его голосе прозвучало презрение. — В отличие от тебя, они послушные сыны Матери-Церкви. Они понимают свою ответственность… точно так же, как они понимают последствия невыполнения этих обязанностей.
Челюсти Дючейрна сжались так сильно, что он ожидал, что его зубы разлетятся вдребезги, но ему удалось придержать язык. Это было нелегко, когда он увидел ужас в глазах Тринейра, но он не мог пропустить сообщение в глазах Клинтана. Великий инквизитор был полностью готов провести окончательную зачистку, арестовать их всех, чтобы освободить свои руки для джихада. Если бы он это сделал, последствия были бы катастрофическими для Матери-Церкви, но никто из них не был бы там, чтобы увидеть это, когда он унесет с собой всю Церковь в руины.