- Гусары, хотя форма у них какая-то странная. Похоже на дворцовую охрану, только зачем они тут, не пойму.
… Не менее Озерова и Тарана был удивлен в тот день появлению на монастырском дворе высоких, в расшитых золотым галуном мундирах гусар и игумен Мелхиседек. В щель между занавеской он видел, как остановилась возле братских келий золотая карета, как из нее вышел какой-то солидный сановник в голубом, подпоясанном плетеным поясом мундире, с золотыми эполетами, крестом и двумя орденами по левому борту. Приезжий не спеша огляделся, вытер платочком лоб. Тем временем к нему подбежал настоятель монастыря и еще несколько монахов. Сановник спросил о чем-то у настоятеля, и тот показал пальцами на окна дома Мелхиседека. Мелхиседек быстро надел новую рясу и
схватил какую-то книгу, сел под образа за стол. В дверь, придерживая руками дорогую саблю, с темляком и кистью, уже заходил Малороссийской коллегии генерал-губернатор
граф Румянцев.
Не подобало духовным особам склоняться перед светскими властями, ничьего гнева, кроме гнева Господнего, не должны они бояться. Но так только в Писании говорится. А с тех пор прошли времена, и много чего изменилось на православной Руси. Высоко в гору поднялся монарший трон и раздавил патриарший. И не духовные владыки указывали царю, а царь им. Укажи царица – и всех духовных отцов из светлейшего синода в Сибирь упекут. Чего уж тогда говорить про епископов.
Оба, и Мелхиседек, и Геврасий (Румянцев приказал позвать и его) чувствовали себя беспомощными. Ведь неспроста приехал начальник края, президент Малороссийской коллегии! Тот же самый гетман, только прозывается по-иному (гетманское звание отменила императрица Екатерина II).
Мелхиседек хоть виду не подавал, а Геврасий с испугу рясу подпоясать позабыл даже. Он сидел, съежившись, и никак не мог унять свои колени, которые тряслись, как на морозе.
Румянцев вначале расспрашивал о делах епархии, особенно на правобережье, о монастырях. Полюбопытствовал, сколько существует духовных семинарий, сколько они выпускают ежегодно попов, и нет ли нужды открыть еще несколько. Он спросил, давно ли был на правом берегу Мелхиседек и как часто приезжают оттуда священники.
Незаметно перешел к делу, ради которого, как понял матроновский игумен, и
приехал. Президент напомнил им о том большом огне, который разгорелся на Правобережье, и осторожно намекнул, что и они, епископ и правитель церквей, имеют
178
некоторое отношение к этому огню.
У Геврасия, который, было, успокоился, снова мелко задрожали колени. Мелхиседек тоже почувствовал, как у него перехватывает дыхание. Но он даже бровью не повел.
- Каждому видно: не за веру льется кровь в Польской Украине, - говорил Румянцев. – То чернь взбунтовалась против своих панов. Дело это достойно удивления и возмущения. Вчера я послал реляцию на высочайшее имя, где все подробно описал. Здесь есть над чем задуматься. Крестьяне бегут с Левобережья и присоединяются к гайдамакам. С Запорожья тоже идут к ним толпы. Бунт не сегодня-завтра может переброситься и сюда, да и в Великороссию, ибо и там такие холопы, а в последнее время даже замечается дух своеволия и непокорства в них. – Румянцев перевел дыхание и продолжал: - Вчера я получил донесение от наших войсковых команд. В местечке Козелец взбунтовались крестьяне и выпустили из-под стражи польских арестантов, врагов государства и короля. Их по этапу вели в Сибирь. Теперь они разгуливают в гайдамаках, - Румянцев расстегнул высокий, расшитый золотом воротник мундира и продолжал: - Как видите, сегодня они выпустили тех, кто замахивался на трон польского короля, завтра помогут тем, кто поднимет руку на трон Российской империи. Нет, бесчинства эти надобно прекратить. Разбойники никого не слушают. Но я считаю, они еще не забыли Господа Бога. И вам следует напомнить им о каре небесной. Надо написать письмо к православным, а также к самим гайдамакам.
В каждом слове генерал-губернатора Мелхиседек узнал как бы повторение своих собственных мыслей. Разве не хватался он за голову, слыша, как гайдамаки берут город за
городом, засекают до смерти не только католических духовников, но и попов? Нет, не только против унии они воюют – на своих повелителей подняли руки. Сколько раз проклинал в душе Мелхиседек то время, когда пригласил Зализняка в свой монастырь.
- Ваша светлость, - Мелхиседек наклонился и открыл в стене ящик, - я уже отослал пергамент правобережному духовенству, а вот письмо, адресованное посполитам.