- Ты что?.. С кем так? Эй, хлопцы, что смотрите? – крикнул атаман, выпуская нагайку и хватаясь за саблю.
Но гайдамаки окружили их кольцом, хмуро молчали.
- Оставь саблю, - приступил впритык к самому атаману дед в заплатанном кожухе. – Не то он тебя той сосулькой в коровий помет расшибет, - показал он на Максима, который оторвал от низенькой крыши огромную ледяную глыбу и держал ее в руке.- А мы не вступимся.
Атаман блеснул глазами, хищно, по-волчьи ощерил зубы и бегом побежал к забору, возле которого стоял его конь.
- Я тебе это припомню, - пригрозил он и вскочил в седло.
Дед покачал головой.
- Как мальчишка, избитый на улице, похваляется.
Максим криво усмехнулся на угрозы атамана и пошел напрямик к хате. Снег уже глубоко оседал под ногами, в следах сразу же выступала вода. Длиннющие, словно бороды престарелых дедов, сосульки на крытой под железо церкви оплакивали зиму крупными слезами. На яблоне, по-весеннему весело, о чем-то щебетали между собой две синицы. Шли последние дни марта.
VIII
Весна была дружная. Снег таял быстро. Звонкими ручейками он стекал и стекал по оврагам. Тясмин – и тот бурлил, с грохотом сорвав с себя ледяной панцирь, подмял под себя высокий камыш, лозы, дохнул широкой волной, разлился до синей полоски дубового
77
леса. Уплыли в Днепр льдины, на склонах заклубилась паром земля. На холмах уже
можно было сеять. Но не спешили медведовцы в поле, не радовали их погожие дни. В местечке был голод. Муку мешали с березовой корой, мякиной, желудями, употребляли все, что могли разжевать слабые челюсти. Максиму не раз приходилось встречать в лесу крестьян, которые искали под пыльными прошлогодними листьями полуистлевшие или проросшие желуди. А в панских амбарах каждое утро открывались двери, и крепостные перелопачивали горы золотой пшеницы и туго слежавшейся ржи, которая начинала подпревать снизу. Паны не спешили продавать хлеб, да и в Варшаве только и разговоров было о том, что вот-вот снова наладится торговля через Северное море, и тогда за эту пшеницу англичане заплатят в Гданьске настоящие деньги. А то, что холопы голодают и стали очень неспокойными – не страшно. Надворные войска хорошо вооружены, а им на помощь идут конфедераты.
Конфедераты из Бара, словно чума, расползались по Украине все дальше и дальше. Хищная рука папы сыпала из Рима золотые, они катились через Правобережную Украину к берегам Днепра, а за ними мчались на конях шляхтичи с красиво нашитыми на мундиры крестами. В Черкассах силой оружия заставили людей принять унию. В Жаботин прибыло и встало на постой конфедератское войско, такой же гарнизон, снаряженный Мокрицким, направился, было, в Медведовку, но полковник чигиринских казаков Квасневский, боясь восстания, не пустил его в местечко. Видя это, русское войско усилило свой натиск на конфедератов. В Баре конфедератский гарнизон оборонялся изо всех сил. Еще большее сопротивление оказали униаты в Бердичеве. Несколько дней русское войско метало в крепость ядра из разных пушек: двадцатифунтовых, шестифунтовых, огромных
единорогов – пулкортанов, пока не обвалились в нескольких местах крепкие стены крепости. Тогда в проломы ворвались карабинеры и в коротком бою сломали сопротивление осажденных. Но взятие перворазрядной Бердичевской крепости не остановило конфедератов. Они рассыпались небольшими отрядами и, избегая прямых
столкновений с русскими войсками, стали собирать основные силы в отдельных местах воеводств.
Максим в местечке бывал редко. Когда приходил, то видел, как по склонам оврагов люди таскали на себе бороны, как забрасывали сети в плесы около Тясмина, надеясь поймать занесенную половодьем быструю щуку или исхудавшего весеннего карася. Тогда хотелось скорее убежать прочь отсюда, за мрачные монастырские стены. Особенно его поразила смерть дядьки Нечипора. После длительного голодания Нечипор продал писарю амбар, купил на базаре хлеба и селедок и, наевшись, умер под вечер. Сельди привозили в местечко запорожцы. Они привозили рыбу, соль, икру, а сами покупали сукно, порох, пули. Продавали сечевики крестьянам сельди недорого, и скоро они совсем упали в цене. Именно это и спасло многих от голодной смерти.
Приезжали запорожцы и в монастырь, но знакомых сечевиков Максим не встретил.