X
Наступил апрель, и все тревожнее становилось на сердце у Максима. Что на этот
раз скажет ему управляющий. Максим подсчитал, сколько у него собралось денег, но выходило не больше ста рублей. Придется взять у настоятеля на отработку, да еще распродать дорогое дедовское оружие. А нет, будь что будет. Заберет Оксану и убегут они на сечевые, а то на татарские земли. Жаль, не видно никого из знакомых запорожцев из палаток, у кого можно было бы хоть поначалу оставить Оксану.
Однако вскоре случилось нечто такое, что совсем изменило все мысли и планы Максима. Пришли события, которые перевернули всю жизнь, взбудоражили до дна спокойную гладь ежедневных забот и мечтаний.
За неделю до Троицы Максим с несколькими послушниками и запорожцами, приехавшими в монастырь, спускались тропой к Холодному Яру. Еще издали они услышали глухой шум голосов, выкрики, топот ног.
- Не иначе, как что стряслось. Ну-ка, пойдемте быстрее, - сказал один из запорожцев.
Они ускорили шаг. Голоса все приближались. Вскоре они увидели большую толпу гайдамаков, которые шли прямо через лес к яру. Впереди, придерживая на плечах кирею, шагал есаул Бурка. Максим знал Бурку еще по Запорожью, а потом часто встречал его в
80
монастыре – есаул бывал у игумена едва ли не каждую неделю.
- Максим, пойдем с нами, - бросил на ходу Бурка, - это и тебя касается.
- А что такое? – устремляясь за ним, спросил Максим.
- Конфедераты в Медведовку вот-вот из Черкасс должны прийти. Пани Думковская вызвала их.
Хотя Зализняк не раз думал, что такое может случиться, все же это известие поразило его. Пани Думковская! Сколько горя причинила эта пани людям! Нет, нельзя допустить конфедератов, чего бы это ни стоило, нельзя им дать ворваться в Медведовку.
- Так они скоро и в наш монастырь придут, - стараясь идти в ногу с Максимом и Буркой, заговорил низенький, широконосый татарин по прозвищу “Толмач” – монастырский послушник.
- Этому не бывать, достаточно, что один раз пустили, - сказал кто-то сзади.
Они опустились в овраг Байкового луга, где висел казан и куда собирались на раду гайдамаки.
- Куда мы идем? – спросил Максим.
- К атаману, всех созывать будем.
- Почему же мы направляемся к землянкам? Родное место тут. – Зализняк остановился. – Возьми палицу, ударь в казан, - обратился он к Толмачу.
Толмач взял дубовую палку, еще раз взглянул на Зализняка.
- Бей! – махнул рукою Бурка.
Услышав удары в казан, из землянок, из леса стали выбегать гайдамаки, присоединяясь к толпе. Атамана долго не было. Кто-то побежал в атаманский курень, но он был пуст. Держась рукой за куст, спустился в овраг и, умышленно не торопясь,
подошел к толпе. Остановился возле первого гайдамака, расспросил, что случилось.
- Что за спешка, почему без меня в казан ударили? – подходя к Бурке, мрачно спросил он. Вдруг увидел Зализняка, еще пуще нахмурил брови. – Тебе чего здесь нужно?
Максим пытался говорить спокойно.
- Тоже, что и всем. Я сам из Медведовки. Не время, атаман, сейчас ссоры разводить.
- Так иди в свою Медведовку и не пускай конфедератов. А в наши дела нос не суй. Убирайся отсюда.
- Зачем ты, атаман, человека гонишь? Лес не твой, а мы кого хотим, того и приводим! – крикнул кто-то из толпы.
Шелест словно не слышал этих слов. Он расправил плечи, молодецки сбил на ухо шапку, встал на пень.
- Пане молодцы, гоните этого лайдака. Я получил важные известия. Через неделю возле Чигирина остановится караван купеческий. Восемь суден сукном московским груженый. А конфедераты не к нам идут.
Толпа зашевелилась, загудела. Послышались выкрики возмущения, кто-то громко, крепко выругался. Какая-то внутренняя, доныне неведомая сила толкнула Максима, и он тоже стал на пенек.
- Врет он, околпачивает вас. Не слушайте его, хлопцы! Неужто мы не станем на сторону крестьян, на защиту своих матерей и сестер? Неужто дадим шляхте убивать
81
людей, приневоливать их в унию?
- Довольно дрожать за свою шкуру, довольно терпеть! – крикнул Роман.
Шелест на мгновение растерялся. Опомнившись, он хотел толкнуть Зализняка, но тот уже сам соскочил с пенька.