- Федор я, из Медвина, - и он рассказал о своем пути к гайдамакам.
Швачка, который тоже был в помещении, вылез из-за стола и подошел к Федору.
- Парень ты, я вижу, самостоятельный, бойкий. Я хотел такого найти. Мне джура нужен. А ты у меня как бы за помощника будешь.
Федор радостно посмотрел на Швачку.
- Согласен.
Зализняк снова подсел к Неживому. Но поговорить так и не удалось. Вдруг за окном послышался шум, прозвучало несколько выстрелов. Все вскочили, за исключением Швачки, который сидел возле окна, и, не поднимаясь, нагнулся к нему, протер рукавом грязное стекло, посмотрел во двор.
- Ничего не разберу, - молвил он.
Зализняк кинулся к дверям, но навстречу ему уже заходили несколько гайдамаков.
- Запорожцы, атаман! – закричал один из них, прижимаясь к дверному косяку, чтобы пропустить тех, которые шли за ним.
- Истинно, запорожцы. Принимаешь, атаман?
- Омелько?!
- Как видишь, я.
Зализняк обнял Жилу, расцеловались трижды.
Данило Хрен тоже полез целовать Жилу.
- Довольно, обслюнявишь совсем, мне противно и целоваться будет, - отстранил его Жила.
– Иди, может, теперь мной побрезгаешь? А как же атаман со мной целуется? С тобой еще целоваться можно, ты тоже в старших ходишь, - говорил Хрен, уже обнимая Зализняка. – Видишь, у меня уже и ус отрос… Пришли помогать тебе… коржи есть. – Он бросил на скамью шапку. – Жаль, не все выступили… Там на Сечи такая каша заварилась. Калнышевский и старшины под страхом смерти запретили идти к вам. Как видишь, кое-кому смерть не страшна. Куреней на полтора, а то и больше набралось, чуть не с боем
выходили из Сечи.
Зализняк несказанно обрадовался прибытию запорожцев. Это была не только
значительная воинская сила, это было одобрение запорожцами их восстания, что означало, что рядом становились еще несколько верных, храбрых друзей. И от этого сердце застучало быстрее, а на душе стало радостно.
Это настроение не оставляло Максима целый день. Зализняк ходил улыбающийся, не отпускал от себя сечевых побратимов, пока Хрен не пнул кулаком под бок Жилу.
- Чего это он на нас поглядывает, как на девок засватанных? Еще сглазит. Отпускай нас, Максим, мы спать пойдем.
111
XXVII
В ту ночь Швачка делал наезд на Жаботин, расположенный в яру по дороге на Смелу и Черкассы. Стоял большой отряд конфедератов и гарнизон надворной охраны. Федор не принимал участия в бою. Он вообще мало разбирался в событиях этой ночи. Гайдамаки выехали вечером, скакали какими-то ярами, потом поднялись на пригорок и еще немного проехали лесом. Часть гайдамаков спешилась и, связав по несколько лошадей, двинулись куда-то в ночь. Их повел Швачка. Другая часть на конях отъехала влево в яр. Федор остался на поляне с коноводами. Он слышал далекие выстрелы, потом на горе, как факел, вспыхнул замок, осветил притихшее в яру местечко. Вскоре стрельба окончилась, и только из местечка доносилось завывание собак да звон колоколов. Швачки долго не было.
- Что же там такое? – спросил Федор коноводов, но те и сами ничего не знали.
Некоторые из них оглядывались на лес, боясь, что из чащи вот-вот выскочат жолнеры. Федора тоже пробрал страх.
- Может, их отбили, так почему же замок горит?
- Пгу-у-у! – вдруг прозвучало где-то сбоку.
Федор испуганно присел, но один из коноводов приложил руку ко рту и засвистел в ответ. Во тьме заржали кони, им ответили те, которых стерегли коноводы. Из Жаботина возвращались гайдамаки.
- Все, еще одно кубло разорили, - переводя дух, сказал Швачка. Он взял из Федоровых рук повод. – Дорога свободна.
Швачка поставил ногу в стремена, но, вспомнив что-то, выдернул ее.
– На вот, для тебя добыл, - и он подал Федору на ременной перевязи саблю.
XXVIII
Зализняк оперся о седло, оглянулся, поднялся в стременах, пристальным взглядом окинул сотни. На целую версту растянулось гайдамацкое войско. Да, это войско! Пусть оно не пышно убрано, не играют перед сотнями литавры, не ласкают взор подобранные
под одну масть кони, как в сотнях надворных войск. Не слышно шуток, не хохочут
беззаботно всадники, забавляясь повешенными на шее ружьями. Это собрались