Крестьянин отвел руки и только теперь взглянул на Зализняка.
- Атаман городовой на сходке.
- Атаман? Тот скажет. А у вас самих ума нет. Поворачивай коня и не бойся ничего. Торгуй себе на здоровье да не будь дураком.
- Мы сами не верили. Люди передавали, что никого не трогают. Но атаман…
Зализняк повернул коня и поехал назад. Сотни стояли на улице. Никто не отъезжал в сторону, не сходил с коня. Тем временем на базаре немного утихло. Часть торгующих убежала, те же, кто превозмог страх, остались на майдане, видя, что их никто не трогает, возились около своих возов, поглядывая искоса на гайдамаков.
Что-то нехорошее шевельнулось в сердце Максима: было оскорбительно и больно, что крестьяне при появлении гайдамаков бросились врассыпную. Он понимал: недобрые слухи распускают богатеи, и успокаивал себя тем, что со временем люди узнают правду о повстанцах.
Зализняк взглянул на суровые лица гайдамаков, и, не говоря ни слова, ударил коня нагайкой. Орлик, не привыкший к этому, от неожиданности, взял с места галопом, но Максим натянул поводья, сдержал его. Ничего не понимая, конь покосился глазом на хозяина, и, потоптавшись на месте, пошел широкой рысью.
Максим не оглядывался. Он слышал за спиной неровный стук копыт и бряцанье оружия. Промчавшись через узкий мост, кони взяли под гору. На горе виднелся замок с дубовым частоколом и рвом вокруг. При приближении гайдамаков над высокими, под
циркуль, воротами открылись бойницы. Такие же бойницы открылись и на двух угловых
башнях. Не доезжая на пушечный выстрел, Зализняк остановил коня. Он посмотрел на
замок – штурм должен быть нелегким. Тогда, когда он слушал донесение лазутчиков, все казалось очень простым. Напуганный гарнизон при появлении такого войска сам откроет ворота. Как неразумно было попасться на это! Максим ощутил на себе сотни взглядов, понял: решать надо быстро. Неприятный холодок защекотал в груди.
“Нужно было подготовиться к штурму”, - промелькнуло в голове.
- С коней, копья в козлы!
Сошел с коня и отдал своему джуре Василию повод. “Неужели гарнизон будет стрелять? “– подумал про себя, и, превозмогая какую-то внутреннюю дрожь, направился к
114
воротам.
- Максим, куда ты? Стой! – крикнул Швачка.
Но Зализняк не отвечал, продолжал идти. Становилось немного жутко под неподвижными темными взглядами бойниц, казалось, вот-вот какая-нибудь из них хмуро блеснет пламенем прямо ему в лицо. На холмике, перед воротами, Максим остановился.
- Казаки, выйдите кто-нибудь за ворота, переговорим! – подняв голову вверх, крикнул он.
Над воротами открылось маленькое оконце, и оттуда послышался старческий голос:
- Мы с бунтовщиками не разговариваем. Для них у нас давно пули приготовлены.
- Попробуйте сделать хоть один выстрел – мышь живая не выскочит отсюда, - ответил Швачка, который вместе с Федором подошел и стал рядом с Зализняком. – Ты там кто такой будешь?
- Не твое дело, кто я, - послышалось сверху. – Казак.
- В кого же стрелять собираешься? В казака? Боитесь сами выйти – впустите меня. Или тоже страшно?
Окошечко не закрылось, но оттуда уже никто не отвечал. Подождав немного, Швачка постучал нагайкой в ворота.
- Сейчас, словно в свои стучишь, - послышалось из-за ворот, и одна половинка их немного приоткрылась.
Максим, Швачка и Федор прошли в них.
Ворота сразу же закрылись, звякнул пудовый засов. Зализняк осмотрелся вокруг. Около ворот столпились до сотни надворных казаков, другие посвешивались со стен, с любопытством поглядывая на Зализняка.
- Пойдем, - указал на кирпичный дом с деревянной башней за ним тот, что открывал ворота. По одежде было видно, что это сотник. – Комендант ждет.
- Не спеши, дай оглядеться. – Максим поправил серую, смушковую шапку, продолжая разглядывать надворных казаков.
- Впервые видишь, что ли? – упершись руками в бока, спросил один из них.
- Таких, как вы, впервые. Не все за панское добро лбы подставляют.
- Где же ты других видел? – снова бросил тот же казак.
- Везде. С нами восемь сотен казаков надворной стражи. В Медведовке, в Жаботине, все перешли к нам. Есть казаки из Чигирина, Смелы.
- Пойдем-ка, - дернул его за рукав сотник.