Зализняк вздохнул, высыпал на попону буквы, поднялся. Гайдамаки удивленно переглянулись между собой, снова взялись за свое дело.
… Атаманы собрались в большой круглой зале комендантского дома. Перекидывались словами, попыхивали люльками. Под потолком плавали сизоватые облака дыма. Даже Швачка не нюхал табак, а взял у кого-то люльку и неумело затянулся крепким дымом.
Убедившись, что собрались все, Зализняк поднялся. Напротив него в столе было вставлено круглое зеркало. Максим взглянул в него, и, словно стесняясь, отступил в
сторону.
- Друзья-атаманы, - сказал он, берясь руками за спинку кресла, - давайте думать,
что будем дальше делать. У меня самого уже голова трещит от этих дум.
- Что там размышлять! – кинул Бурка. – У нас замок, укрепим его…
- Думаешь, долго в нем просидишь? – молвил Неживой, подбирая под кресло длинные ноги. – Не держаться, а гарнизон оставить. А самим в лес отойти.
Неживой выбил трубку прямо на стол и снова набил ее.
- Для чего же тогда было все начинать? Выступать надо.
- Куда? Подальше от своей хаты? Уж если помирать, так возле своего жилья, -
бросил сотник Шило.
120
Неживой поднялся в кресле и заговорил быстро, обращаясь по очереди ко всем атаманам.
- Войска у нас мало. Будем сидеть – как цыплят передушат. Зажгли огни, раздувать не следует. Пойдем на Корсунь, Богуслав, Канев. Люди к нам валом валят, ждут нас повсюду. Знаю, сами мы вряд ли доведем дело до конца. Нам русские помогут. Если мы попросимся, чтобы к левому берегу нас присоединили, нас должны будут присоединить. Разрознили паны людей. Разрознили на куски Украину: Гетманшина, Слобожанщина, Запорожье. “Польская Украина”? Какая она польская? Наша Украина, была и будет.
Неживой замолк. Все взоры обратились на Зализняка. Максим докуривал трубку. Выбил пепел о холодный камин, подошел к окну. По ветвистой черешне шумел теплый летний дождь. В зале было тихо, только огромные настенные часы неумолимо тикали в напряженной тишине.
- Возвращаться нам нечего. Верно говорит Неживой – договариваться нам надо с войском русским. Выгоним панов, установим нашу казацкую власть, тогда и соединиться легче будет. – Максим задумчиво открыл окно. Шум дождя стал сильнее. – Хотя думается мне, не простое это дело. Народ русский, он такой же, как и мы. А паны тоже такие, как и наши. Видано ли, чтобы пан за пана не вступился? Боюсь я этого. Эх, верно дед Мусий говорил, загнать бы их, да так далеко, чтобы и тут, на левом берегу, и в России, как и звать-то их позабыли. Может, и будет такое. А пока что будем гнать польскую шляхту, откуда только можно. Попила она нашей крови. Мы тоже ихней кровушки не пожалеем. Мы Украине волю добудем! Завтра выступаем.
- Куда? – спросил какой-то сотник
- На Корсунь.
Максим показал рукой. Все невольно посмотрели в окно, туда, где далеко на горизонте от города к лесу упала радуга. Она сияла разными красками и походила на дугу, старательно раскрашенную хозяином во все цвета, убранную в красивые свадебные ленты. Радуга переливалась сиянием, влекла к себе. Казалось, будто она указывает путь, зовет в поход. А где-то за нею догорал зажженный гайдамаками фольварк.
XXX
Поход Зализняка был похож на триумфальный марш. Не выдерживают никакой критики утверждения про три кровавых дня в сожженной союзником Зализняка Иваном
Усичем Смеле. Во-первых, ничего неизвестно о существовании самого Усича, а, во-
вторых, конфедератский отряд, шляхта, католическое духовенство, евреи-корчмари, как только услышали о взятии Жаботина, убежали не только из Смелы, а из окружающих сел. Задолго до прибытия сюда наших гайдамаков во главе с есаулом Василием Бурлакою. Максим Зализняк в то время был в Черкассах, где тоже не встретил противодействия. И шляхтичи, и евреи убежали, также получив неточную информацию про штурм и разрушение черкасского замка. Повстанцы и “местные жители” просто разобрали имущество беглецов. Единственное – казаки Зализняка устроили “тяжелый вред” –