порубали бочки в кладовой корчемного арендаря так, что “водка текла рекой”.
121
Объединившись в Смелой, гайдамаки двинулись на Корсунь. Везде к ним присоединялись селяне, надворные казаки, мещане. Встречали отряд еврейская голота, и с “поклоном” выходили представители общины из сел, находившихся за несколько километров от маршрута.
Губернатор Корсунского староства А. Суходольский задолго погрузил ценное имущество на телеги и с охраной убежал. Корсунцы встречали Зализняка хлебом-солью на городищенских (на входе в город) и запросили его с войском в город. Пятьсот слуг губернатора, трех шляхтичей и двух “своих”, ненавистных местной общине братьев Литвишников, убили. После Корсуня повстанцы подались в Богуслав, где им не довелось штурмовать замок, так как он был пустой, все его обитатели убежали. Здесь гайдамаки разделились. “Войско запорожское” продолжало пополняться. На то время в нем насчитывалось около 150 сечевиков и около 3 тысяч селян. Основные силы во главе с Зализняком продолжали поход на Умань, атаманы Андрей Журба и Микита Швачка пошли на Белую Церковь. Атаман Павло Таран получил поручение идти в юго-западную часть Белоцерковского староства, а Иван Чалый (Бондаренко) должен был освобождать свое родное Киевское Полесье.
Перепуганные мелкие шляхтичи сбежались в Лысянку, имея надежду пересидеть за укреплениями тяжелое время, так как в Лысянке был большой военный гарнизон, и кроме того, губернатор города Кучеревский мобилизовал для обороны всех горожан, умеющих держать оружие. Но большая часть горожан не желала терпеть окружение города, они говорили, что город все равно будет взят, и если его не защищать, то повстанцы перебьют только евреев и не станут издеваться над горожанами и забирать их имущество.
Отряд их трехсот воинов захватил город и уничтожил всех евреев и поляков, горожане-украинцы отделались от своих соседей иноверцев, боясь, что они сами пострадают от рук колиив.
В Лысянке Зализняк велел надеть на спину пана губернатора седло: катайся, кто хочет! На воротах католического монастыря он приказал повесить шляхтича и собаку, и когда грузное тело шляхтича и маленькое тело собаки повесили рядом, Зализняк собственноручно приколотил к воротам дощечку с надписью: “Лях и собака веры одной”.
XXXI
Рассказам о зверствах повстанцев, какие дошли до нашего времени, не всегда
можно верить. Нередко их сочиняли перепуганные шляхтичи и евреи. Хотя реальные
основания для страха были. В Татиевке гайдамаки захватили шляхту и корчмарей, не все успели убежать. Местные селяне вылавливали их и приводили на кару к повстанцам, а если гайдамаки кого-нибудь миловали, то селяне их убивали сами. Не одиноки случаи убийства лихварив (евреев) и посесориев (шляхтичей) отмечены в селах нынешних Христиновского, Монастырского районов Черкащины. Кровавыми были события в селах Стадница и Клюка, где отряд стадницких и клюковских чиновных шляхтичей сжигал селянские хаты, расправляясь с “бунтующими холопами”. При приближении повстанцев
каратели решили отсидеться за стенами каменной гуральни, но их отпор быстро одолели и
122
около двух десятков закололи копьями. После этого в Стадницах и Клюках селяне сожгли все до одного шляхетские дома. Но большая паника опережала приход зализняковцев – бежали все, кто не мог рассчитывать на снисходительность селянства. Отпор учинил гарнизон Каневского замка, который повстанцы во время штурма сожгли. Есть сведения, что полякам, которые сдавались добровольно, гайдамаки даровали жизнь.
Пламя народного восстания охватило большую территорию – около 35 тысяч квадратных километров. Везде селяне громили панские маетки, забирали скотину и имущество помещиков и арендаторов. Община села Новоселица, что на Киевщине, проявила “жестокость” в том, что заставила шляхтича Шелеховича повенчаться с девушкой-селянкою. Перед ним поставили вопрос ребром: “или сдохнешь, как собака, или возьми в жены Олену, девочку Кирилла Музычки, которую раньше Шелехович принуждал к сожительству”.
Умели ляхи панувать, да не умели народ шанувать.
Как видим, действия гайдамаков были успешными, украинское население приветствовало их как освободителей и победителей. Но трагедия этого движения, как и трагедия тогдашней Украины, заключалась в том, что, преодолев польский гарнизон, гайдамаки на этом не останавливались. Они дрались в ужасной резне, во время которой тысячи мирных жителей погибали только потому, что были поляками, евреями, украинцами, но католиками или униатами и если вели себя так, как никогда, в принципе, не позволяли себе вести запорожские казаки. Это и породило конфликт между сечевиками и гайдамаками. Хотя среди гайдамаков было немало бывших запорожцев.