- А разве гайдамаки не казаки?
Они уже подошли к усадьбе губернатора Младановича. Самого замка не было видно, он прятался в тени густого парка, над деревьями виднелись только четыре башни с флагами на шпилях.
Младановича нашли в тенистой беседке за послеобеденным кофе. Тут же сидела его жена, мать – восьмидесятилетняя старуха, старшая дочь Вероника, а также начальник гарнизона поручик Лепарт и землемер Шафранский, присланный в Уманскую волость для нарезания панских угодий.
Завидев Гонту и Обуха, губернатор отставил чашку и вытер салфеткой губы.
- А я как раз хотел за вами посылать. Прошу к столу.
Он пожал руку Гонты и подошел к Обуху. Еще когда Младанович здоровался с
сотником, Обух стал искать в кармане платочек. Не найдя его, он вытер вспотевшую
127
ладонь о карман и неспешно протянул ее. Младанович указал на стулья, и, садясь на свое место, незаметно концом скатерти вытер руку, к которой прикасался Обух. Гонта, доглядев это, скрыл усмешку в углах глаз.
- По воле или поневоле? – обратился к Обуху Шафранский, который считал себя большим знатоком “холопского языка”, поговорок и обычаев.
- Поневоле, шляхтич из-под Корсуня привез недобрую весть. – И Обух передал все то, что рассказывал Гонте.
За столом все всполошились. Только старуха продолжала держать перед собой газету, выискивая места, где писалось о приездах и отъездах знакомых господ из столицы, о свадьбах и похоронах. Ее уже мало волновало все остальное, да и нужно ли обращать внимание на каких-то холопов, которые взбунтовались невесть почему. Сколько таких бунтов помнит она на своем веку и всегда холопу указывали его место.
- Иезус Мария, они могут и до Умани дойти? – встревожилась госпожа Младанович.
Лепарт громко засмеялся. Его смех подхватили все присутствующие, за исключением Гонты и Шафранского. Обух тоже не находил в словах пани губернаторши ничего смешного, но изо всех сил морщил свои тяжелые губы и веселую улыбку. Наконец Лепарт, поправив перевязь, красиво охватывающую его тонкий стан, сказал:
- Что вы, пани! Достаточно роты хороших жолнеров, чтобы разогнать это быдло по их свинюшникам. Эти хамы храбры, когда перед ними безоружные.
- Конфедераты не были безоружными, - заметил Гонта.
Младанович перебил его.
- Бой происходил в лесу, и силы, верно, были неравны. Ни о какой серьезной опасности не стоит и думать. Однако эти хамы могут разрушить имения и погубить шляхтичей. Нужно как можно скорее прибрать их к рукам. Они до сих пор не встречали хорошего гарнизона. А конфедераты неразумно вступают в бой маленькими отрядами – им надо соединиться… - Поняв, что зашел слишком далеко, Младанович запнулся и нарочито сосредоточенно стал дуть на уже остывший кофе.
- Вы, сотник, так говорите о разбойниках, словно боитесь их. – Шафранский
пытливо прищурил на Гонту глаза.
Поймав этот взгляд, Гонта ничего не ответил. Он хорошо знал, как его недолюбливает Шафранский, как мало доверяет ему. Не доверяет ему губернатор клюга, подстолий Рафаил Деспот Младанович. Тот не только недолюбливал Гонту, но и побаивался его. Особенно с того времени, когда сотник во главе трехсот казаков возвратился с Червоной Руси, когда ездил воздать почет от города покровителю его – воеводе графу Потоцкому. То, что уманский губернатор сочувствует конфедератом, Гонта знал наверняка. О том же, что он имеет связи с ними, лишь догадывался. В губернском городе часто проходили какие-то тайные собрания, по ночам в город ввозили оружие и седла. Младанович говорил, будто бы он делает это для защиты от гайдамаков. Губернатор взимал с населения города неумеренные подати, к тому же каждые три двора должны были содержать городового казака. Не раз, не два, выходя из дома, Гонта встречал в своем дворе крестьян с шашками в руках. Они приходили просить старшего
сотника похлопотать перед губернатором, чтобы тот хоть немножечко уменьшил бы
128
подати. Несколько раз Гонта ходил к Младановичу, но тот неизменно отказывал ему и просил не вмешиваться в государственные дела.
- Как же их не бояться, этих гайдамаков, они такие страшные, - поправляя бант на кошке, сказала Вероника.
- За них еще не взялись, как следует, - Лепарт поймал кошку, которая убежала от Вероники, и посадил ее снова к ней на колени.