- … Несколько дней тому назад мы поймали одного гайдамака…
“Младанович говорит о том несчастном человеке”, - подумал Гонта и вздрогнул.
130
Только теперь он понял, почему не долетели до него слова губернатора. Сотник все время думал о пленном запорожце.
После церемониала присяги в губернаторском замке начался бал. Столы разместили в саду, в тени ветвистых яблонь и груш. Младанович пытался придерживаться в своем доме старинных обычаев и порядков. Данцигские, обитые позолоченным сафьяном кресла, турецкие золотые кубки, французские серебряные сервизы – все было старинное, дорогое, все подчеркивало знатность и древность шляхетского рода Младановичей. Пили также по старинному обычаю – слуги каждый раз приносили кубки вдвое больше. Кубки брали с подносов гайдуки, одетые в простые басиматы, и подносили гостям. Дамы сидели отдельно на увитой виноградом веранде. После нескольких кубков начались разные игры, принесли карточные столы. Какой-то шляхтич сел на коня и под одобрительные восклицания въехал по ступенькам на веранду, принял из рук губернаторской дочки кубок с шампанским.
Гонта сидел около куста сирени, время от времени потягивая из кубка густой напиток. К нему подошел и сел рядом главный уманский кассир – седой шляхтич.
- Весело, не правда ли, пан Гонта? А все же не так, как бывало в старину. Ни тебе той пышности, ни того достатка, ни того великолепия…
Гонта не слушал кассира. Постукивая пальцем по кубку, он смотрел на аллею, где кружились пары. Ближе к нему танцевал Лепарт с госпожой Младанович. Поручик, как всегда, самовлюбленно улыбался, прижимая к себе губернаторшу ближе дозволенного. Но ее это, видимо, нисколько не смущало, она не отталкивала поручика, а даже улыбалась
ему одобряюще. Лепарт, сделав еще несколько кругов, встретился взглядом с Гонтой. Сотник усмехнулся, и поручик, поняв эту улыбку, сразу сник, сбился с ритма. Гонта не стал больше смотреть на него и повернулся к кассиру, который продолжал свой рассказ:
- Мой дед имел несколько фольварков возле Бердичева. Приехав как-то туда поохотиться с гостями – до этого он никогда не был в тех своих фольварках – и оказалось, что там совсем негде охотиться. Он поговорил с главным управляющим, и что вы думаете – согнали тысячу подвод и за три дня сделали зверинец. Зайцев туда понапустили, лисиц.
Не желая дальше слушать надоедливого пана и воспользовавшись тем, что тот приложился к кружке, Гонта выбрался из-за стола. Дойдя до ворот, сотник заметил губернатора, тот сворачивал с аллеи на дорогу. Гонта хотел пройти мимо, но Младанович позвал его.
- К казакам? Я тоже туда. Посмотрю, как они веселятся.
На майдане гулянье было в полном разгаре. Часть казаков сидели за длиннющими, наспех сколоченными столами, другие ходили от кучки к кучке, горланя песни, кому какая пришлась по нраву: чумацкие, молитвенные, запорожские, даже гайдамацкие. Дождей давно не было, и перетертый песок поднимался из-под сотен ног едкой пылью. Младанович остановился возле какой-то лавки поглядеть на смешное зрелище. Троих казаков со всех сторон окружила толпа мальчуганов: время от времени какой-нибудь из них приближался к пьяному на безопасное расстояние и громко кричал:
- Дядько, а Васько вам в спину дули тычет!
- Мне? Да я ему… - казак неуклюже поворачивался, никого там не находил и
поворачивался обратно, мальчуганы вспуганным табуном бросались врассыпную.
131
Через минуту все повторялось.
Губернатор продолжал обход. На его самодовольном лице блуждала усмешка.
- Странные эти люди казаки… - наконец промолвил губернатор, но не закончил и настороженно прислушался. Вдруг его лицо передернулось, он услышал пение под бандуру, брови подскочили вверх, и хотя усмешка еще не исчезла, теперь она была столь бессмысленной, что походила на кривлянье безумца.