- Пойдем сюда, - промолвил Сечный, шагая тропинкой на меже.
Гайдамаки быстро, еще не веря в свое спасение, зашагали в огород. Солдат шел сзади.
- Можете идти спокойно, жолнеры не погонятся за вами. Наш капитан сказал им, что если попробуют возобновить бой, он прикажет перестрелять весь отряд.
Сечный замедлил шаги и, поровнявшись с солдатом, пошел рядом.
- Кого нам благодарить? Кто вы такие?
- Русских солдат благодарите. Мы всем отрядом просили капитана заступиться за вас. Капитан у нас добрый. Мы приехали вербовать казаков в пикинерию. Остановились в селе на день и слышим – стрельба. Капитан и говорит мне: “Пойди, узнай, что там”. Я взглянул – лежат за плетнем польские жолнеры, наверное, конфедераты, и стреляют по хате. Спрашиваю, в кого стреляете? “Холопы, - говорит, - там засели”. Закурить у вас нет? – вдруг прервал рассказ солдат.
Они уже вышли из огородов. Под молоденькой березкой остановились. Роман вынул кисет. Солдат набил трубку, с наслаждением затянулся крепким дымом.
- Хороший табачок! Давно курил такой, еще у себя дома… Нет, брешу, когда-то один гончар угощал. В гости меня приглашал в село… Мельниковку. Не с вами он случайно – Неживым мне назвался?
- Неживой Семен? – вместе воскликнул Роман и Сечный.
- Семен.
- Начальник отряда он.
Остап не слушал разговора. Он все время испуганно оглядывался. Солдат заметил это.
- Идите, я буду возвращаться. Поклон передавайте Семену, скажите, кланялся им
Василь Озеров. Если есть, дайте еще табачку на трубку.
153
Роман развязал кисет, но сразу же снова затянул его и протянул солдату.
- На память.
Солдат взял кисет, повертел его, но заметив шитую шелком надпись, прочитал: “Оце тому казаченьку, що верно любить”, протянул кисет назад.
- Подарок от девушки.
Роману самому стало жаль кисет, вспомнил, с каким трудом выпросил его у Тани. Но он колебался только какой-то миг.
- Возьми, она мне еще десять подарит. Скажу и все. – Роман говорил с такой убедительностью, что солдат согласился.
Он спрятал кисет.
- Прощайте, поклон не забудьте передать. Памятный у нас тогда с Семеном разговор вышел.
Роман хотел пожать руку и вдруг обнял Озерова, крепко поцеловал его в губы.
- Спасибо, брат, за все спасибо.
Когда гайдамаки проходили берегом мимо опрокинутого вверх дном челна, в нескольких шагах от них послышался всплеск, зашуршал камыш. Все схватились за ружья. Остап огляделся на солдат. Те были далеко. Он хотел позвать их, но так и застыл с поднятой рукой. Из камышей, весь в грязи, в рыжей камышовой пыльце, вышел Микола.
- Ты?
- А кто же? По голосу вас узнал… - Микола далеко в камыши забросил толстый дрынок, вытер рукавом лицо. – Слышу: бегают и бегают в селе. Думаю, меня ищут. Притаился в камышах и, как цапля, стою попеременно на одной ноге. “Ну, мыслю, пусть подойдет хоть один. Больше я вам не попадусь”. Они послали нас с Карым карету вытаскивать. А Карый? Не видели?..
Никто не ответил. Но Микола понял и так. По лицам, по глазам. Тихо снял шапку, перекрестился на восток.
XLVII
Вторую неделю, окопавшись, стоял лагерем под Звенигородской крепостью Уманский полк. Со дня на день ждали гайдамаков: возле пушек дымились костры, как сурки, застыли на холмах дозорные – наблюдали за шляхом. Но все напрасно. И чем дальше, тем больше надоедало дозорным вглядываться в наскучивший пыльный шлях, все чаще, позевывая, переводили они взгляды на голубое небо, по которому плыли и плыли белые кудрявые облачка.
В лагере с каждым днем ослабевал боевой дух, расстраивался порядок. Тем более что никто не обращал на это внимание. Разве что полковник Обух, но его мало кто слушал, да и сам полковник не знал, как все это наладить. Никогда ему не приходилось водить в бой казаков, если не считать боями наезды на безоружных крестьян, поднимавшихся на своего пана. Зато он умел подготовить казаков к парадной встрече графа, снарядить пышную охрану графского выезда или устроить в замке фейерверк. Не
мог Обух разрешить и такой вопрос: что лучше – ждать гайдамаков здесь, или идти вперед
154
или возвращаться в Умань. Обух решил обо всем этом посоветоваться с Гонтой, который последние дни совсем не появлялся среди войска.