— Агха! Толька весчи бывают расныи. Например карабль — это весчь. И швабра — это тожы весчь. Но эсли йа сламаю швабру, то вы мну проста падзатыльник дадите. А эсли йа поломаю карабль… — Чума аж испуганно зажмурилась, — А, кроми таго, фсе зависит ат таго, кто этай вещью владеит. Например, эсли эта раб Тирана, то он можит чинофникам приказывать. А бедняки фсякие — пофих што свабодныи. Ани стаят нижы чем рабы, каторыи тарговца таскают. Паэтаму лучши быть рабом багатога и знатнаго чиловека, чем свабодным и бедным.
— Вот оно что! А то я слышал, что многие на Доминисе добровольно идут в рабство и не понимал почему… А что насчет тебя? Ты сказала, что ты «ирзал». Это что значит?
— Ирзалы, эта вапще нижы фсех. Даже нижы рабоф. Раб — эта чья-та вещь, а мы вабще ничьи, патамушта нинужны никаму.
— А как эти деятели определили, что ты — ирзал?
— Патамушта сирьга ф насу есть, а ашейника нет.
— То есть, у всех рабов неприменно должен быть ошейник и серьга?
— У фсех. Толка многии этаго ни саблюдают. Абычна вешают их толька на тех, каторые как жывотныи. Например каторыи как сабаки старажат или как ишаки фсякие грузы таскают. Или как дамашнии жывотныи ф доме. Для красаты. Ирзалы тожы далжны серьгу насить, штобы фсе видили, кто ани такии, но пачти никто ни носит.
— А ты зачем носишь?
— Чтобы фсе видили, я жы сказала! Астальныи тожы ни проста так. Ани азаначают, што я фсякие мезкии вещи делала и прочии штуки.
— Но тебя же тут никто не знает. Зачем ты хочешь, чтобы твои соплеменники об этом догадались?
— Патамушта эта их злит. Ани видят миня, знают аткуда я, а сделать ничиго ни могут. Патамушта у миня есть аружие. И вы.
— Все равно не понимаю.
— Она была дно… — пояснила Принцесса, — Самая грязь. А теперь эти ханжи захлебываются в бессильном лае, потому, что у них кишка тонка поставить её на то место, которое они ей отвели. Ей это нравится. Мне тоже.
— Вот вы о чем? То есть ты специально показываешь, кто ты есть, чтобы других позлить? — уточнил Боцман.
— Аха! Ты жи тожы татуирофки на лице носишь штобы фсе видили, кто ты есть!
— Ну это — другое дело. Это принадлежность к моему роду.
— Но в Гюйоне-то, это была принадлежность к «дикарям», — Принцесса хитро ухмыльнулась, — И я готова поспорить на что угодно, что на тебя там тоже многие пиздец как косились. А ты этим гордишься…
— Ладно-ладно — вы правы, — замахал руками Боцман не желавший спорить сразу с двумя девками, — Хватит. Вон банк уже.
Банки на Островах тоже были с сюрпризом. Если на Континенте человек, заходивший в банк держа оружие на виду, вызвал бы панику, то тут вся очередь к окошкам была вооружена до зубов. И чем крупнее сумма, которую клиент собирался вложить или снять, тем больше у него была группа поддержки.
Например когда успешный торговец рыбой, выдаваемый с головой запахом, закончил менять свои два баула бумажек на более стабильную валюту, с ним забитое людьми помещение покинула сразу с дюжина родственников с мачете, ружьями и острогами. Следующим к окошку подошла старуха, которая желала снять немного денег на свадьбу внучке. В этот момент её прикрывал матерый старикан чуть ли не с кремниевой аркебузой и несколько парней поигрывающих дубинками.
Глядя на то, как медленно продвигаются дела— старуха была неграмотной и в добавок в упор не могла расслышать, что ей говорит кассир, команда приуныла, но Боцман сказал: «Сейчас все будет» и, подойдя к соседнему окну, выбил кулаком закрывавшую его картонку. За картонкой обнаружился сладко подремываюший клерк. Боцман схватил его за волосы и, наполовину вытащив наружу, с применением непереводимых местных выражений объяснил, что их нужно обслужить и желательно побыстрее.
— Вай маладэц! Джигыт! — одобрил такой подход Багир, — Нэ люблю ждат! Я ужэ скарээ какой-нибудь развлэчений хачу!
— Только, битте, никакой бордель, — попросил Доктор, — После той жуткой антисанитарий, который я видейть на улица, а даже нихт хотейт думайт, что можно подхватывайт в местный публичный дом. Никакой предохранений нихт спасайт.
— Я буквално нэмного.
— Найн! Категоричен найн! Я есть имейт сомнительный удовольствий сталкивайтся с привезенный из этот мест болячка. Вы есть знайт, что такой «Бордельный цветок»?
— Дядя — фу! — Лиссу чуть не стошнило, — Только не при мне.
— Это есть когда головка ваш половой орган воспаляйтся и кожа лопайтся подобно бутон роза. Только пахнет нихт розами, и это есть чудовийщный боль. Часто приводийт к ампутаций.
— Понэл! — Багира тоже передернуло, — Сматрэть буду, трогат — нэ буду!