Гаврила вытащил из кушака гребешок и зеркало.
– Вот! Зачем мне это? Выкинуть что ли?
– Выкинуть всегда успеешь. Дочерям отдай.
– У меня их трое. Передерутся. А зеркало я им купил, три штуки. Голландское, стеклянное, с той стороны серебром покрыто, и оклад серебряный. Вот в него видно, так видно. Дорогое. И жене пришлось покупать.
– Что ты хвастаешься, Гаврила Иванович, у всех такая беда. У жёнок-то глаза завидущие на такие вещи. Но зеркала дешевле, чем ране было.
– Дешевле, – согласился Гаврила.
– А кораблик у них знатный, – сообщил Леонтий, – и против ветра может ходить, и на вёслах, и разобрать его можно, если нужда такая возникнет.
– Это до первых льдов, Леонтий, до первых льдов. Затрёт его во льдах и раздавит как скорлупку.
Утром пинасса снялась с якоря и выходила из бухты в окружении поморских кочей.
– Покажем туземцам, что такое моряки Её Величества? – зычно крикнул шкипер Пирси
Показать не получилось. Поморы пинассу ждать не стали, а пользуясь попутном ветром их кочи быстро ушли за горизонт. Англичане остались одни. Справа по борту тянулся унылый низкий берег. До Каниного Носа шестьдесят лиг, не так много. Но север есть север. На второй день пути задул северный ветер, разразилась буря. Хорошо, что перед этим пинасса огибала длинный мыс, протянувшийся с востока на запад. Шкипер приказал развернуться и укрыться за ним. Два дня пинасса стояла за мысом, пережидая шторм.
Опять потянулись унылые берега. Вскоре увидели поморские кочи, что выходили в море из какой-то бухты, не отмеченной на карте, где они, видимо, пережидали бурю. Один коч остановился, дождался пинассу. Это был Гаврила.
– Всё ли у вас в порядке? – прокричал он.
Его поняли, и шкипер прокричал в ответ:
– Yes, yes, all right.
– Добро, – махнул рукой Гаврила и коч помчался вперёд.
Пирси решил заняться ловлей трески, чтобы пополнить корабельные запасы продовольствия. Потеряли целый день, зато трюмы были наполнены едой.
Пинасса на север шла осторожно, промеряя глубину, каменистую мель, о которой предупреждал Гаврила, обнаружили. На против Канина Носа оказалась сильное морское течение. В купе с северным ветром и отливом, препятствие оказалось непреодолимым. Целые сутки судно боролось с течением и ветром. На второй день Пирси отвёл пинассу подальше от берега, встал на якорь. Ветер усиливался, осталось только уповать на Бога, что всё обойдётся.
И тут с той стороны мыса показался знакомый коч. Гаврила по большой дуге обогнул Канин Нос и почти вплотную подошёл к пинассе, развернулся и руками показал, что бы следовали за ним.
Пинасса удачно обогнула мыс, шла какое-то время на восток, потом поменяла курс на юго-юго-восток. Северный ветер усиливался, подгоняя судно. Шли долго целый день, по подсчётам шкипера, пинасса преодолела тридцать лиг, пока Гаврила не привёл её в бухту. Гавань оказалась очень удобная: слева от входа расположились русские кочи, справа в глубоком месте кинула якорь пинасса.
Северный ветер сменился на северо-западный и слегка утих, так и не превратившись в бурю. Команда пинассы запасалась дровами и питьевой водой. Деревьев на берегу не было, но было множество стволов и веток, выброшенное на берег морем.
Англичане обнаружили множество молодых морских птиц – чаек и прочих. Поморы были чрезвычайно удивлены, заметив, что английские матросы избиваю птиц палками, потрошат и ощипывают, явно заготавливая их в пищу.
– Какую же гадость едят англицкие немцы. Эка гадость эти чайки. Не понять толи птицу ешь, толи рыбу.
– А когда ты ел чаек, а, Кирилл Антипыч?
– Когда на Груманте зимовал.
Во время отлива кочи поморов опустились на грунте. Шкипер пинассы, штурман и несколько офицеров решили воспользоваться случаем и осмотреть их. Крутобокие суда поморов оказались сшитыми в прямом смысле. В бортовых досках, набранных внахлёст, просверлены отверстия и в них пропущены корни сосны, называемые «вицей», а, чтобы вица не двигалась, отверстия наглухо заклёпаны деревянными гвоздями.
– Всё понятно, – сказал Пирси, – русские суда плоскодонные и лёгкие, поэтому они не боятся мелей и быстрей нас идут по ветру.
На расспросы русских о своём друге Гавриле, Пирси отвечали, что он ушёл куда-то на шитике (маленькая лодка).
Гаврила вернулся после полудня, со странным человеком.
– Самоед, – сказал англичанам Гаврила, – Югэнг. Имя его Югэнг.
– Тийрве, – сказал самоед и протянул шкиперу двух копчёных гусей, которые он держал за шеи.
– Это он поздоровался, – словами и жестами объяснил Гаврила, – а это подарок вам.