— Ты бы слышал, как Нильс говорил там, — продолжал Эркко, не обращая внимания на мои слова. — Эх, как он замечательно говорил! Как Скобе, заодно с американцами, обманывает народ, как настраивает против русских, в войну тянет нас. И смотрим — Петер стоит поодаль, глядит в сторону, как будто ему безразлично, но уши навострил всё же. Стоял до самого конца, пока все не разошлись.
— Ну и что с этого? — спросил я.
— Он очень встревожился тогда, как узнал, что опять пахнет войной. А тут еще бомбы! Я так понимаю — заговорила совесть, решился человек облегчить ее, хочет открыться тебе в чем-то. Он ведь при немцах еще служил на маяке. Рыбаки сразу так и решили: верно, знает что-нибудь про Акселя. Воля твоя, Рагнар, а я бы съездил к Петеру.
— Поеду, не уговаривай, — согласился я. — Слушай, Нильса навещать можно?
— Нет, пока не разрешают.
— Когда увидишь его, передай привет от меня. И скажи, нечего было шуметь, народ без работы не останется. Скажи, Ларсен уехал в экспедицию, добывать новые места для промыслов.
Я решил заехать на Ялмарен по дороге к старой лесопилке, и потому вышел в путь пораньше.
Дикий Петер ждал меня на берегу. Очевидно, он заметил «Ориноко» издали и вышел встречать. Высокая фигура дикого Петера неподвижно торчала среди зеленых, окутанных водорослями валунов. Рыжая куртка дикого Петера была на этот раз застегнута на все пуговицы и туго перетянута пояском. Сигаретка, зажатая в зубах, не дымилась. Он вынул ее изо рта и, против обыкновения, первый поздоровался со мной.
Потом он сунул сигаретку обратно в рот и с вызовом посмотрел на меня.
— Здравствуйте, господин смотритель, — ответил я.
Молча он повернул ко мне свою широкую спину и начал подниматься по откосу, усыпанному валунами. Я шел за ним и ждал, что он скажет. Но я слышал только хруст ракушек под нашими подошвами да шорох задетого сапогом можжевелового куста.
— Господин шкипер, — сказал он наконец. — У вас был сын по имени Аксель?
Ему что-то известно про Акселя! Да, это ясно. Я подумал, что в свое время дикий Петер услужил немцам тем, что отказался помочь нашим партизанам. Не от немцев ли дошло что-нибудь до Петера? Что могли гитлеровцы, контролировавшие маяк, рассказать Петеру, кроме того, что Аксель арестован и отправлен в концлагерь? Все эти мысли в один миг пронеслись в мозгу и, конечно, не породили доверия к дикому Петеру. Я ответил сухо и коротко:
— Совершенно верно.
— Я не из простого любопытства, господин шкипер, — сказал он.
— Хорошо. Что же вы хотите?
— Вашего сына держали в Штеттине? — спросил он. — Это верно, господин шкипер?
«А ты что делал в это время? — подумал я. — Подмигивал немцам своим фонарем?»
— В Штеттине, — кивнул я. — Но пока я, признаться, не понимаю, смотритель, почему вас это интересует?..
— А бежал он из Киля… — произнес дикий Петер тихо, как бы про себя.
— Что? Не понимаю. Как — бежал? Куда? Аксель бежал из лагеря? Понятия не имею. Стойте, объясните мне, что всё это значит, — сказал я и вытянул руку так, что он натолкнулся на нее, как на шлагбаум. — Когда Аксель бежал? Вы это всё — серьезно? Какого же черта вы молчали!
И тут я допустил неосторожность. Я забылся и вслух назвал его диким Петером.
Он отступил от меня на шаг и не сказал ни слова. Но в его глазах, красных от бессонницы, не было злости. Я не прочел в них решительно ничего. Он как будто весь ушел в себя, и я испугался: как теперь заставить его говорить?
— Я и теперь мог бы молчать, — проговорил он. — Бургомистр велел мне молчать.
Его лицо вдруг искривилось, и он выругался. Меня или бургомистра бранил дикий Петер — было неясно.
— Молчать о чем?
— Бургомистр прислал ко мне боцмана Лауриса, — сказал Петер, не обратив внимания на мой вопрос. — Бургомистр требует, чтобы я молчал.
Я вспомнил странную поездку Стига на маяк. Еще секунду назад мне казалось, что дикий Петер, может быть, просто-напросто не в своем уме и плетет что попало. Но Лаурис в самом деле хвастался какими-то поручениями доктора Скобе. При чем же тут Аксель? Ну, ладно, держись теперь, Петер. От меня не отделаешься. Я всё из тебя выжму, решил я. Если уж начал, — договаривай, дикий Петер.
Я еще не домыслил до конца, каким способом буду выжимать правду из Петера, как услышал:
— Всё равно меня здесь не будет. Пусть другие хоронят утопленников. С меня хватит.
Дикий Петер смотрел куда-то мимо меня. Он разговаривал теперь сам с собой, по привычке, укоренившейся за долгие годы одинокой жизни на маяке. Затем он двинулся дальше, и я последовал за ним, пытаясь уловить смысл отрывочных фраз, которые он бросал.