Страх, смятение, боль и отчаяние двигали заблудившимися солдатами, малышом, санитарками и десятками тысяч других людей в ту ночь, 12 февраля 1942 года, когда воодушевленные успехами японцы собирались с силами на подходах к последним защитным рубежам города, чтобы с рассветом предпринять новый кровавый штурм и окончательно закрепить победу. И только один человек в этой трагической обстановке, казалось, сохранял присутствие духа.
Он сидел в освещенной свечами приемной канцелярии штаба, находившегося к югу от Форт-Кэннинга и был целиком погружен в свои мысли. Испещренный морщинами, коричневого цвета лоб венчала копна густых, совершенно седых волос. Из-под таких же седых колючих усов торчал кончик бирманской сигары, крупный орлиный нос лоснился. Он сидел, вальяжно откинувшись в плетеном кресле. Но в этом не было ничего удивительного: отличительной чертой бригадного генерала в отставке Фостера Фарнхольма была поразительная способность сохранять спокойствие при любых обстоятельствах, хотя бы чисто внешне.
Дверь за спиной генерала открылась, и в комнату вошел молодой, выглядевший очень уставшим, сержант.
— Я доставил ваше донесение, сэр. — Голос сержанта был под стать его виду. — Капитан Брайсленд говорит, что скоро выходит.
— Брайсленд? — густые брови генерала сошлись в горизонтальную линию, тяжело нависнув над глубоко посаженными глазами. — Какой еще, к черту, капитан Брайсленд? Послушай, сынок, я ведь просил о встрече с вашим полковником, причем немедленно. Тотчас же. Понял?
— Может, все-таки я смогу чем-нибудь помочь? — В дверях за спиной сержанта появился еще кто-то, и даже в мерцающих отблесках свечей можно было разглядеть, что глаза вошедшего сильно воспалены, а щеки покрыты нездоровым румянцем. Однако голос с мягким уэльским акцентом прозвучал достаточно учтиво.
— Брайсленд?
Молодой офицер кивнул.
— Уж вы-то определенно сможете помочь, — согласился Фарнхольм. — Пригласите сюда вашего полковника, и быстро. Времени у меня в обрез.
— Это невозможно, — ответил Брайсленд, покачав головой. — Он прилег вздремнуть, первый раз за трое суток…
— Знаю. И все же он мне нужен. — Фарнхольм замолчал, пережидая шальной грохот тяжелого пулемета. Потом тихим, но серьезным голосом продолжил: — Капитан Брайсленд, вы даже не представляете, как мне нужен полковник. И судьба Сингапура ничто по сравнению с делом, которое я должен с ним обсудить. — Сунув руку под гимнастерку, он вынул тяжелый черный автоматический «кольт-455».
— Если мне придется пойти за ним самому, захвачу вот эту штуку — и найду его… Впрочем, не думаю, что она понадобится. Скажите полковнику — его ждет бригадный генерал Фарнхольм. Он придет.
Брайсленд пристально взглянул на генерала, и малость помедлив, молча развернулся и вышел. Минуты через три капитан вернулся с офицером, которого пропустил вперед. Полковника шатало, точно пьяного. Ему стоило немалых усилий держать глаза открытыми, но, натужно улыбнувшись, он медленно подошел к генералу и почтительно протянул руку:
— Добрый вечер, сэр. Каким ветром вас сюда занесло?
— Здравствуйте, полковник, — сказал Фарнхольм, поднимаясь, и, пропустив вопрос мимо ушей, прибавил:
— Стало быть, вы меня знаете?
— Выходит, так. Впервые я услышал о вас позапрошлой ночью, сэр.
— Вот и прекрасно. — Фарнхольм удовлетворенно кивнул. — Это избавит меня от ненужных объяснений. Давайте сразу перейдем к делу.
Не успел он повернуться, как комнату сотрясло от взрыва разорвавшегося неподалеку снаряда, а ударной волной чуть не задуло свечи. Но генерал почти не обратил на это внимания:
— Полковник, мне нужен самолет, вылетающий из Сингапура в самое ближайшее время. Вы отправите меня, даже если вам придется снять с борта кого-то из пассажиров. Мне также наплевать, куда он летит — в Бирму, Индию, на Цейлон или даже в Австралию. Главное — самолет, и как можно скорее.
— Значит, вам нужен самолет, — равнодушно повторил полковник голосом таким же безжизненным, как и выражение лица. Затем вымученно улыбнулся. — А разве всем нам не нужен самолет, генерал?
— Вы не поняли. — Медленно, словно намекая на свое беспримерное терпение, генерал затушил сигару о пепельницу. — Я знаю, что здесь сотни больных, раненых, женщин и детей…
— Последний самолет уже улетел, — бесстрастно перебил его полковник, потирая воспаленные глаза. — День или два назад — точно не помню.
— Последний самолет. — Голос Фарнхольма прозвучал холодно. — Последний. Но… насколько я знаю, были и другие самолеты. Истребители — «Брюстеры», «Уайлдбисты»…