Кисеки впервые улыбнулся, демонстрируя коллекцию золотых коронок на передних зубах.
— Жаль вас разочаровывать, мистер… мм-м…
— Николсон. Не обращайте внимания на этикет. Рация, полковник Кисеки.
— Эта — единственная, что у нас есть. — Улыбаясь еще шире, Кисеки кивнул на сервант, Маккиннон уже связал ему руки за спиной.
Николсон едва взглянул на маленький приемник.
— Ваш передатчик, полковник Кисеки, будьте любезны, — спокойно сказал Николсон. — Вы ведь не почтовых голубей используете для связи?
— Английский юмор. Ха-ха! Очень, очень смешно. — Кисеки все еще улыбался. — Разумеется, у нас есть передатчик, мистер… м-м… Николсон. В солдатских казармах.
— Где это?
— На другом конце города. — У Кисеки был вид довольного собой человека. — В миле отсюда. По меньшей мере, в миле.
— Понимаю. — Николсон выглядел задумчивым. — Далековато. И я сомневаюсь, что смогу довести вас до казарм, уничтожить передатчик и выбраться оттуда, не будучи нашпигован пулями.
— Вы проявляете признаки мудрости, мистер Николсон, — вкрадчиво проговорил Кисеки.
— Я лишь не склонен к самоубийству. — Николсон потер давно не бритую щетину и опять посмотрел на Кисеки. — И это единственный передатчик в городе, так?
— Да. Придется вам уж поверить мне на слово.
— Я верю. — Заметно потеряв интерес к беседе, Николсон понаблюдал, как Маккиннон управляется с заместителем Кисеки, с энтузиазмом затягивая веревку, так что офицер вскрикнул от боли. Затем повернул голову к солдату, вернувшемуся с носилками, одеялами и двумя фонарями.
Николсон в раздумье посмотрел на человека в штатском, сидевшего рядом с Кисеки. Мэр пытался выглядеть разгневанным и возмущенным, что ему явно не удавалось при страхе, безошибочно читавшемся в темных глазах и подергивавшемся уголке рта. К тому же, он сильно потел, и его превосходный серый костюм, казалось, как-то пообмяк и смотрелся теперь мешковато… Николсон обратился к Кисеки.
— Мэр ваш хороший друг, насколько я понимаю, полковник? — Николсон заметил, что Маккиннону не терпится уйти, и он ждет не дождется окончания разговора. Заметил — и предпочел оставить это пока без внимания.
Кисеки с напыщенным видом прокашлялся.
— В положении начальника гарнизона и представителя интересов народа мы, естественно…
— Не утруждайте себя далее, — перебил Николсон. — Полагаю, обязанности мэра приводят его сюда довольно часто. — Он окинул мэра умышленно презрительным взглядом, и Кисеки на это клюнул.
— Приводят сюда? — рассмеялся Кисеки. — Мой дорогой Николсон, это и ЕСТЬ его дом. В котором я всего-навсего гость.
— Неужели? — Николсон уставился на мэра. — Вероятно, вы знаете несколько слов по-английски, господин мэр?
— Я владею языком в совершенстве. — Гордость мгновенно взяла верх над страхом.
— Прекрасно, — сухо сказал Николсон. — Как насчет небольшой беседы? — Его голос понизился почти до театрально выдержанного глухого тембра. Мэр, как и следовало ожидать, особенно напуганным не выглядел. — Где в этом доме хранит передатчик полковник Кисеки?
Поняв, что попался на столь безыскусную удочку, Кисеки повернулся к мэру и побагровев от ярости, стал что-то неразборчиво кричать, но был резко остановлен на середине увесистым ударом Маккиннона.
— Не будьте идиотом, полковник, — с досадой проговорил Николсон. — И меня за такового не держите. Да где это видано, чтоб у военноначальника в столь нестабильном и взрывоопасном регионе, как Юго-Восточная Азия, центр связи был на расстоянии мили? Абсолютно очевидно, что передатчик здесь, хотя от вас ничего не добьешься и за целую ночь. Я, однако, сомневаюсь, что мэр пойдет на жертвы ради вашей Великой Сферы Процветания. — Он снова повернулся к мэру. — Я тороплюсь. Где передатчик?
— Я вам ничего не скажу. — Рот мэра дергался, даже когда он говорил. — Вы не заставите меня говорить.
Николсон взглянул на Маккиннона.
— Будьте любезны, боцман, выверните ему слегка руку.
Маккиннон с радостью исполнил указание. Мэр вскрикнул — скорее от преждевременного страха, чем от сильной боли, — и боцман отпустил его.
— Итак?
— Я не знаю, о чем речь.
На сей раз просить Маккиннона не пришлось. Он рванул вверх руку мэра так, что запястье оказалось на уровне лопатки. Мэр завизжал, как попавший под нож поросенок.
— Может быть, наверху? — как бы мимоходом спросил Николсон.
— Наверху. — Мэр всхлипывал от боли и, главным образом, от страха. — На крыше. Моя рука — вы сломали мне руку!