Отправь девочек в «Кроличью нору».
– Ты знала об этом? – ахнула я.
Не отрывая взгляда от пуговицы, Блу сдавленно выговорила:
– Нет.
Видно, пуговицу часто брали в руки – она блестела, как полированная.
– Сколько тебе было, когда ты впервые пришла в книжный?
– Одиннадцать. Это случилось через несколько месяцев после ограбления банка.
После ограбления банка, не после гибели братьев. Мне захотелось обнять Блу и не отпускать, пока болезненные воспоминания не померкнут.
– Вау. Интересно, о чем Твайла спрашивала Пуговичное дерево?
Я представила, как она, согбенная горем, плетется к Платану, не представляя, как ей теперь в одиночку растить двух маленьких дочек.
Но Пуговичное дерево знало ответ.
– Не знаю, но это было лучшее, что она сделала для нас с Перси за всю жизнь. – Блу сжала пуговицу в руке, затем положила ее обратно в коробку и накрыла ее крышкой, не взглянув на остальные вещицы. Нужные рисовальные принадлежности она побросала в портфель на молнии, повесила его на плечо, а коробку с памятными вещами взяла в руки. – Нам с Флорой пора домой. С остальным разберусь завтра.
Я не поняла, что именно она имела в виду – коробку или весь дом. А может, и то и другое.
Пока мы спускались по лестнице на первый этаж, на мой телефон пришло сообщение.
– Это Шеп. Он сегодня должен ко мне зайти. – Она приподняла брови, и я поскорее объяснила: – Возьмет у меня образец ДНК на анализ, я ведь тоже бывала в этом доме. Но… – я приложила все усилия, чтобы не покраснеть, – еще он обещал принести пиццу.
Блу расплылась в улыбке.
– Ты следуешь зову сердца, Сара Грейс?
– Может быть. – Я распахнула входную дверь. – Мое сердце сейчас слегка в растерянности. Само точно не знает, чего хочет. Шеп – это самый простой ответ. Так всегда было, нет смысла отрицать. Но он лишь часть чего-то большего.
– Чего же?
Мы вышли на крыльцо, и я заперла дверь. А затем, чувствуя себя немного глупо, призналась:
– Я хочу стать другой. Уверенной в себе. Смелой. Открытой. Спонтанной. Хочу принимать решения, основываясь на том, чего хочу я, а не другие, – слишком долго я все это в себе подавляла. Я хочу стать собой. По-моему, именно это и имела в виду моя пуговица.
Блу поставила коробку на сиденье пикапа и обернулась ко мне.
– Судя по тому, что случилось на прошлой неделе, мне кажется, ты на верном пути. Ну и как, ты стала счастливее?
На несколько секунд я задумалась над ответом. Грудь мою по-прежнему распирал надувшийся внутри воздушный шарик. Я улыбнулась. Улыбнулась так широко, что заболели щеки, а на глазах выступили слезы.
– Конечно, совершенству нет предела, но да. Я счастлива.
И произнеся эти слова, я мысленно поблагодарила Пуговичное дерево. Потому что вдруг осознала, что больше не чувствую себя проклятой.
15
Сунув судье в рот стальной шпатель, Адель Рэй Докери провозгласила:
– Говорят, судья Квимби, у вас там с этой малышкой, которую Блу в лесу нашла, дым коромыслом? – И, звонко прицокнув языком, добавила: – Ну и дела, а! Найти в лесу младенца!
– Арргррх, – прохрипел он. Не слишком удобно было отвечать с чужими пальцами во рту.
Судья никогда не понимал, зачем стоматологи во время приема пытаются завязать разговор с пациентом. Однако Адель Рэй – ту еще балаболку – кажется, вполне устраивал монолог. Ей было уже за пятьдесят, и в этой клинике она проработала всю жизнь. Начинала как Адель Рэй Уиттфорд, но потом – лет тридцать назад – вышла замуж за доктора Докери и сменила фамилию.
Судья Квимби думал, что после замужества она и место работы сменит, но Адель всем дала понять, что ей нравится трудиться бок о бок с супругом. Судья едва не захихикал, на мгновение представив, что бы сказала миссис Квимби, если бы им пришлось работать вместе. Без сомнения, она бы уже к концу первого дня подала на развод. Начальником он был требовательным и придирчивым.
– Я не слишком хорошо знаю Блу, – продолжила Адель Рэй. – Но как-то раз, лет десять назад, я пошла за покупками в «Пабликс», и тут… Я вам не рассказывала?
Судья покачал головой. Шпатель неприятно скреб по зубам и деснам.
– Ох, ну, в общем, дело было так. Брожу я по магазину, тележку перед собой толкаю и вдруг смотрю, а помолвочного кольца-то на пальце нет. Я чуть замертво не упала. Это ведь «Гарри Уинстон», вы понимаете? Стоит больше, чем мой родной дом. На работу я его не ношу, но тогда выходной был, и я весь день по городу носилась по своим делам. Один бог знает, где я могла его потерять. Честное слово, со мной настоящая истерика приключилась. И тут вдруг подходит Блу Бишоп, успокаивает меня и говорит, что пару минут назад нашла какое-то кольцо в ящике с картошкой и только что отнесла его на стойку. Клянусь вам могилой матери, я еще никому за всю жизнь не была так благодарна. Ну и дела, а?