– Тебе трудно дышать? Что-то болит? Я видела, как ты поморщилась, когда присела.
– Если что-то и причиняет мне боль, так только этот разговор. Отстань, Сара Грейс.
– Нет. – Я потянулась за улетевшим под стол мобильником, подала его ей и заметила, что рука у нее трясется. Придержав ее в своей, я сразу ощутила, какая она горячая. Кибби просто пылала. – У тебя температура? Почему ты дрожишь?
Она выдернула руку.
– Просто тут шоколадно.
– Шоколадно? – Я уставилась на нее.
Она же посмотрела на меня в недоумении.
– Сара Грейс, у тебя что, одни сласти на уме?
Кибби явно даже не замечала, что путает слова.
– Вот что. Сейчас мы соберем твои вещи, а потом поедем к доктору. – Я полезла под стол и подобрала там пузырек с лекарством, на который был наклеен выписанный врачом рецепт.
– Ничего подобного. – Она потянулась выхватить у меня пузырек. – Это мое, отдай!
Я отдернула руку и встала на ноги.
– Что все это значит, Кибби?
Я показала ей пузырек, развернув его этикеткой к себе. Парацетамол с кодеином, неделю назад выписанный на имя Перси Бишоп. Обезболивающее. Такое же мне выписывали несколько лет назад, когда удаляли зубы мудрости.
– Почему у тебя таблетки Перси?
Поднимаясь с пола, Кибби покачнулась и поспешно ухватилась за край стола. А затем, вздернув подбородок, заявила:
– Потому что она мне их дала.
– Зачем?
Лекарство выписал тот гинеколог, к которому я ездила за рецептом на противозачаточные. И сделано это было в тот день, когда я видела на парковке Перси, за пару часов до того, как в полицию поступил анонимный звонок с сообщением, что она – мать Флоры. Что, если это сделали специально, чтобы навлечь подозрения на Перси и отвести их от кого-то другого?
От Кибби, например?
Осознание обрушилось на меня, едва не сбив с ног.
– О, Кибби. О нет!
– Никто не должен знать, – прошептала она, и голос ее дрожал так же, как и тело.
Я кинулась к ней и подхватила, не давая упасть.
– Мы все исправим. Все на свете можно исправить.
Наконец дав волю эмоциям, она прижалась ко мне всем своим пылающим от жара телом и зарыдала, уткнувшись в плечо. Я обнимала ее, и слезы капали из моих глаз прямо ей на волосы. Нужно было разработать план. Устроить собственный военный совет и оценить нанесенный ущерб.
Сбежать. Мы можем сбежать. Хотя бы на время, пока не придумаем, что делать.
Я отмахнулась от маминого голоса, нашептывавшего мне в ухо: «Будь умницей. Подавай хороший пример». Мы ведь исчезнем не навсегда. Только на время.
– Помнишь, мы с тобой собирались съездить в отпуск? Давай уедем сейчас. Прямо сегодня. Даже вещи собирать не будем. Все необходимое купим на море и к врачу там же сходим. А сами за это время придумаем, как нам быть, и найдем хорошего адвоката.
– Нет. Никому нельзя говорить.
– О, Кибби. – Я обняла ее крепче. Я бы не смогла сохранить эту тайну, даже если бы захотела. Кибби пока не знала, что я сдала ДНК на анализ и что скоро он будет готов и укажет прямиком на нее. – Слишком поздно, Кибби.
Я рассказала ей о том, что сделала, чтобы помочь следствию, и она зарыдала еще громче, вся согнувшись под тяжестью своей тайны и осознания, что вскоре она раскроется.
Я схватила ее сумочку, запихнув туда все, что успела подобрать с пола, прицепила к ошейнику Хэйзи поводок и подхватила свой портфель. Хэйзи затанцевала, возбужденная неожиданным поворотом событий, а я потянула Кибби за руку.
– Пошли.
– Подожди… – Голос ее сорвался, тело обмякло, глаза закатились, и в следующую секунду она рухнула на пол.
Я в ужасе упала на колени и принялась трясти ее.
– Кибби!
Она не шевелилась, и я не могла понять, дышит ли она. Боже, пожалуйста, пожалуйста, помоги ей.
Я прижала пальцы к ее горлу. Пульс был слабый, но очень частый. Сраженная страхом, я схватила телефон и начала набирать номер «Скорой».
Пожалуйста.
18
Тоска.
Здесь, среди удрученных лиц и скорбных настроений, это слово возникало в голове само собой. Мы провели в больнице уже семь часов. Силы давно покинули нас, уступив место изнеможению. Недавно нас отправили из отделения неотложной помощи в уютно обставленный зал ожидания для посетителей, расположенный неподалеку от отделения интенсивной терапии, куда час назад перевели Кибби. Мне, правда, казалось, что это произошло несколько дней назад. Время тянулось так медленно, что в какой-то момент я даже засомневалась, не сломались ли у меня часы.
В зал ожидания отправляли родственников самых тяжелых пациентов. И все они то мерили шагами помещение, то включали телевизор, то принимались что-нибудь жевать. Мои родители, подавленные, притихшие, сидели рядышком в мягких креслах. Мама смотрела прямо перед собой, папа уставился в пол, словно надеялся найти ответы на мучившие его вопросы среди поблескивающих крупинками кварца керамических плиток.