На ровной площадке, приспособленной, кажется, для какой-то местной игры, лениво вращал винтом остроносый «Хайтун». А рядом с ним, сотрясая шагами землю, прохаживалась совсем уж невозможная машина: двуногий мех со спаренными стволами в коротких лапах, с ракетными установками на плечах — такому самое место в компьютерной игре.
— Ну и дела, — пробормотал младший сержант Мамедов и посмотрел на свой смешной «Ауг».
— Возможно, завтра нас всех загонят в ловушку и перебьют, — сказал, неожиданно появляясь рядом, старший лейтенант Зорин. — А если не завтра, то на следующей неделе. Или через месяц. Или через год. Ты еще можешь вернуться в свою белую прозрачную коробку. Тогда они тебя не тронут. Останешься жить в тепле, при свете, в чистоте. Вновь начнешь получать еду и воду. И теперь будешь знать, что работаешь экспонатом — это может придать твоей жизни смысл.
Младший сержант Мамедов недоверчиво и немного обиженно посмотрел на старшего лейтенанта Зорина.
— Нет.
— Что — «нет»?
— Я пойду с вами.
— Зачем? Ради чего? — кажется, старшему лейтенанту Зорину действительно было интересно услышать ответ на этот вопрос. — Мы же не сумеем перебить их всех.
Младший сержант Мамедов закусил губу, не зная, нужно ли сейчас рассказывать старшему лейтенанту про испаренную сестру и отца, наполовину сожженного невидимым огнем, про истекающую кровью маму, продолжающую подтаскивать к зенитному пулемету ящики с патронами. Про дом, про двор и про город, где прошло детство, и от которых даже руин не осталось — только радиоактивный провал в земле. И про то, как совсем недавно полторы сотни человек, среди которых были его друзья, его новые товарищи и хорошие знакомые; бывшие программисты, служащие, таксисты, учителя, библиотекари, милиционеры, слесари — все они взлетели ввысь, подброшенные неведомой силой, и потом долго — секунд двадцать — жутко шлепались на серые плиты, будто переспевшие яблоки.
Младший сержант Мамедов посмотрел в глаза старшего лейтенанта Зорина и понял, что рассказывать ничего не нужно.
— Я пойду с вами. Говорите, война — это их религия? Что ж — они отличные миссионеры. Я уже всей душой и всем сердцем принял их веру. Теперь самое время причаститься.
Старший лейтенант Зорин засмеялся — от этого смеха мурашки бегали по коже, и волосы на загривке вставали дыбом.
— Отлично, сержант. Просто отлично. С этого момента можешь считать себя частью отряда. Но пока спрячься где-нибудь. Сейчас здесь начнется фейерверк.
Старший лейтенант Зорин повернулся по-уставному кругом, сделал два шага и перешел на бег — его везде ждали, он сейчас каждому был нужен. Но вот он задержался на секунду, повернулся и прокричал громко:
— Может быть, мы и не сумеем перебить их всех! Но мы будем очень стараться!
Абсолютная бомба
Хайт убил трех захватчиков, прежде чем его обнаружили.
Первого врага он подстрелил с двадцати метров — разнес отсвечивающую лысиной башку из трофейного светового ружья. Этот выстрел был последний. Разрядившееся ружье пискнуло, хлюпнуло, и стеклянный светлячок на ложе сменил цвет с желтого на красный. Хайт тихо ругнулся и выкинул бесполезное оружие в кусты кольчатника.
Перезаряжать ружья хаммов спецы пока не научились.
Второго врага Хайт зарезал ножом — тенью подкрался со спины, прыгнул на могучую шею, полоснул по выпирающим рифленым венам — и отскочил, спрятался за деревьями, наблюдая, как бьется в агонии истекающий бурой кровью противник.
Третий враг был хорошо вооружен. И Хайт долго следовал за ним, выбирая удобный момент для атаки… Он убил захватчика из отцовского двудульного огнестрела — каменные дробины, пущенные почти в упор, смяли полированный затылок хамма и разорвали сосуды на его короткой шее. Эхо выстрела выплеснулось в небо. Смертельно раненный хамм завизжал, призывая товарищей. Хайт тут же подскочил к нему, рубанул ножом по суставу руки, вывернул из ослабевших пальцев иглометатель — и, закинув добычу за спину, со всех ног помчался на юг.
Он уже слышал, как сквозь чащу ломятся на пронзительный зов умирающего другие хаммы…
От преследователей он оторвался через двадцать минут. Это не составило особого труда, ведь он родился на этой земле. Хаммы же были здесь непрошеными гостями. Неудивительно, что они проваливались в топкие ямы и путались в липких лианах. «Земля родная к чужому злая» — так говорят в народе. Так и есть на самом деле.