Должно быть, по дороге капитан составил завещание, где он просит никого не винить в его смерти.
Значит, он хочет умереть. Хочет покончить с собой. Но ведь никто из экипажа, кроме него самого, не может определить координаты судна, а он чересчур проникнут морским духом, чтобы не привести сначала свой траулер в гавань.
Убить себя, потому что он нарушил правила и привел с собой на корабль женщину? Потому что недостаточно посоленную рыбу продадут на несколько франков ниже установленной цены? Потому что матросы, удивленные его странным поведением, решили, что он сошел с ума?
И это самый холодный, самый расчетливый капитан в Фекане? Тот, чей бортовой журнал ставят всем в пример? Тот, кто уже так давно живет в спокойном доме г-жи Бернар?
Пароход причаливает. Все матросы прыгают на берег, бросаются в "Кабачок ньюфаундлендцев", где можно наконец выпить спиртного. И на всех словно лежит печать тайны. О некоторых вещах все умалчивают. Все встревожены. Не потому ли, что их капитан вел себя так необъяснимо?
Фаллю сходит на берег; его не сопровождает никто. Нужно подождать, пока набережная опустеет, чтобы высадить Адель.
Он делает несколько шагов. На набережной спрятались двое: радист и Гастон Бюзье, любовник Адели.
А кто-то третий бросается на капитана, душит его и толкает в воду.
И это произошло как раз на том месте, где "Океан" покачивается сейчас на черной воде. Тело зацепилось за якорную цепь.
Мегрэ хмуро курил.
С первого же допроса Ле Кленш лжет: говорит, что Фаллю убил человек в желтых ботинках. А человек в желтых ботинках - это Бюзье. На очной ставке Ле Кленш идет на попятную.
Зачем эта ложь, если не для того, чтобы спасти третьего человека, иначе говоря, убийцу? И почему Ле Кленш не открывает его имени? Напротив, позволяет себя арестовать вместо убийцы. Он едва защищается, когда его наверняка могут осудить.
Он мрачен, словно его мучат угрызения совести. Не смеет смотреть в глаза ни своей невесте, ни Мегрэ. Маленькая подробность: прежде чем вернуться на траулер, он пошел в "Кабачок ньюфаундлендцев". Поднялся к себе в комнату, сжег свои бумаги.
Из тюрьмы он вышел печальный, хотя Мари Леоннек рядом и старается вдохнуть в него оптимизм. И он находит способ достать револьвер.
Ему страшно. Он колеблется, долго сидит с закрытыми глазами, держа палец на спуске.
И стреляет.
По мере того как проходила ночь, воздух становился свежее, ветер все больше насыщался запахами водорослей и йода.
Траулер поднялся на несколько метров. Палуба была уже на одном уровне с набережной, и дыхание прилива заставляло "Океан" отходить в сторону, отчего капитанский мостик поскрипывал.
Мегрэ забыл про усталость. Самые тяжелые часы прошли. Приближалось утро.
Он подвел итог.
Капитан Фаллю, тело которого отцепили от якорной цепи.
Адель и Гастон Бюзье, которые ссорились, потому что не выносили друг друга, но ни у того, ни у другой не было иной опоры в жизни.
Ле Кленш, которого унесли из операционной на носилках смертельно бледным.
Мари Леоннек.
И эти матросы в "Кабачке ньюфаундлендцев", которые даже в состоянии опьянения словно хранили воспоминание о смертельной тоске...
- На третий день! - отчеканил Мегрэ.- Вот где надо искать. Искать что-то более страшное, чем ревность. И притом такое, что прямо вытекает из присутствия Адели на корабле.
Усилие было болезненным. Он напрягал все свои способности. На полубаке зажегся свет: матросы собирались вставать.
- На третий день...
Тут горло у него сжалось. Он посмотрел на кормовую надстройку, потом на набережную, где недавно видел человека, который, наклонившись, показывал кому-то кулак.
Быть может, Мегрэ просто замерз? Во всяком случае, его вдруг бросило в дрожь.
- На третий день... Юнга Жан Мари... Тот, который топал ногами и не хотел уходить в море. Его смыло волной. Ночью.
Мегрэ окинул взглядом палубу. Казалось, он искал место, где произошла катастрофа.
Это видели только двое: капитан Фаллю и радист Пьер Ле Кленш. На следующий день или еще днем позже Ле Кленш пришел к Адели.
В мыслях Мегрэ произошел резкий перелом. Он не стал задерживаться больше ни секунды. На полубаке кто-то зашевелился. Никем не замеченный, комиссар прошел по сходне, соединяющей корабль с берегом.
И, засунув руки в карманы, замерзший, мрачный, вернулся в гостиницу "Взморье".
День еще не наступил. Но ночь уже кончилась, потому что гребни волн на море стали ярко-белыми. Чайки светлыми пятнами выделялись на небе.
На вокзале свистел паровоз. Старуха с корзиной за плечами и с крючком в руках направлялась к скалам на ловлю крабов.
10. События третьего дня
Когда Мегрэ около восьми утра вышел из своего номера, в голове у него была пустота, его тошнило, словно он слишком много выпил.
- Дело идет не так хорошо, как ты хотел бы? - поинтересовалась его жена.
Он пожал плечами: пока ничего не ясно. На террасе гостиницы, выходившей на море, он увидел Мари Леоннек. Девушка была не одна. За ее столиком сидел какой-то мужчина. Она стремительно встала и с запинками проговорила, обращаясь к комиссару:
- Позвольте представить вам моего отца. Он только что приехал.
Дул свежий ветер. Небо заволокло облаками. Чайки летали над самой водой.
- Поверьте, я очень польщен, господин комиссар. Очень польщен и очень счастлив.
Мегрэ апатично посмотрел на него. Это был коротконогий человек, который казался бы не смешнее других, если бы не его огромный нос, вдвое или втрое больше нормального, к тому же пористый, как земляника. И когда он говорил, виден был только этот нос, все смотрели только на него. И что бы ни было сказано, любая патетика звучала чрезвычайно смешно.
- Закусите вместе с нами?
- Спасибо, я только что позавтракал.
- Ну, тогда рюмочку спиртного, чтобы согреться.
- Пожалуйста, не беспокойтесь.
Разве вежливо заставлять людей пить, даже если они не хотят?
Мегрэ рассматривал собеседника, рассматривал и его дочь, которая, если не считать носа, была похожа на отца. Глядя на нее, можно было хорошо представить себе, какой она станет лет через десять, когда исчезнет прелесть молодости.
- Я хочу идти прямо к цели, господин комиссар. Это мое правило. Для этого я провел всю ночь в дороге. Когда Жориссан пришел ко мне и сказал, что он будет сопровождать мою дочь, я дал согласие. Следовательно, меня нельзя упрекнуть в узости взглядов.
Мегрэ торопился в другое место, а тут еще этот напыщенный мещанин, который упивается своими разглагольствованиями!
- Однако отцовский долг велит мне выяснить, в чем тут дело, правда? Вот почему я прошу вас по чести и совести сказать мне, думаете ли вы, что молодой человек не виновен.
Мари Леоннек смотрела в сторону. Она, должно быть, неясно сознавала, что от вмешательства ее отца не будет никакого толку.
Когда она одна примчалась на помощь к жениху, это внушало к ней известное уважение. Во всяком случае, глядя на нее, можно было растрогаться. Вмешательство же отца меняло дело. Тут сразу запахло спорами, предшествовавшими ее отъезду, сплетнями соседей.
- Вы спрашиваете меня, убил ли он капитана Фаллю?
- Да. Вы должны понимать, как важно, чтобы...
Мегрэ с совершенно отсутствующим видом смотрел в пространство.
- Ну, так вот... - Он видел, что руки у девушки дрожат. - Он не убивал его. Вы извините? У меня срочное дело. Я, конечно, буду иметь удовольствие скоро увидеть вас.
Это было бегство. Комиссар даже опрокинул стул на террасе. Он догадывался, что его собеседники оторопели, но не обернулся, чтобы удостовериться в этом.
Выйдя на набережную, он пошел по тротуару в противоположную от "Океана" сторону, но все же заметил, что к траулеру стягиваются матросы. Не снимая с плеча сумок, они осматривались и знакомились с судном. С тележки сгружали мешки с картофелем. Комиссар заметил судовладельца в неизменных лакированных сапогах, с карандашом за ухом.