Выбрать главу

- Я расскажу вам самое интересное, – сказал барон. – Покажу оборотную сторону медали, чтобы вы поняли, насколько обманчив внешний вид, что даже у самого прекрасного идола глиняные ноги. Я достиг высот в обществе, потратив много сил, знаний, доказательств, жертв и необычных способностей, чтобы стать силой, управляемой по моей воле, помогающей моим обширным познаниям и незаурядному уму. Все было в моих руках; невольно властвовать и увлекать за собой, откровенно пользоваться расположением женщин и мужчин. В этом отношении моя привлекательность была поразительной.

Взамен этого – несомненно, это было слишком – небо, чтобы наказать мое высокомерие или еще раз доказать, что нет ничего совершенного на свете, послало мне ужасную, неизлечимую и отвратительную болезнь.

- Какую болезнь, сеньор?

- Каталепсию. Единственная супруга, которая обнимает и душит меня.

- Каталепсию?

- Согласно докторам и как показывают факты, болезнь эта начинается из-за чрезмерной умственной работы, злоупотребления алкоголем или животной распущенности. Поскольку я человек порядочный и умеренный, то считаю, что моя каталепсия – следствие усиленного умственного труда. Можете себе представить, дочь моя, мои средства и огромный интерес излечиться, сколько я мог бы сделать и доказать. Но хотя эта болезнь известная и древняя, то все мои усилия были бесплодными. Я путешествовал, изучал медицину, многих вылечил, но не себя. Лечение других бед не помогло мне, а только указывало на собственную беду.

После приступа этой пугающей болезни человек застывает, но его конечности становятся настолько гибкими, что ими можно вертеть как угодно и оставлять в любом положении. Теряется пульс и дыхание, холодеет кожа, судорожно сжимаются челюсти. Глаза остаются открытыми, но ничего не видят, зрачки теряют чувствительность. Остается только слух, обоняние, но в этом нет никакого толку.

- Долго длится это ужасное состояние?

- Иногда два часа, иногда дольше; припадки случаются неожиданно. Они причиняют острую боль. Я читал у Плиния о комике, на которого возложили венок и который неподвижно простоял целый час. Бьюкенен сообщал, что если человек спускается по лестнице и с ним случится припадок каталепсии, то он просто остановится на ней. Больной, которого лечил доктор Франк, застыл на три дня с пером в руке и устремив взгляд на бумагу.

- Это жутко!

- Рассказывали о музыканте, который играл на флейте и вдруг остановился, а через восемь-десять часов пришел в себя и продолжил. Но обычно приступ каталепсии повергает на пол, сотрясает припадками, изо рта и носа идет пена.

- А у вас, сеньор, частые приступы?

- Было только два. Первый был недолгим, а второй чуть не стоил мне жизни. Я ехал в… и, как всегда, был с Маном.

- Кто такой Ман, сеньор?

- Слуга, или лучше сказать, один из немногих друзей, которые у меня есть. У меня есть обожатели, соперники, зловещие враги, но друзей нет. Вероятно, я сам виноват в этом. Итак, я ехал в… в этой стране у меня была привычка посещать особые знаменитые общественные круги. Вскоре я завязал знакомство с очень красивой и возвышенной сеньорой, которая стала терять привлекательность под ударами времени. Сеньора говорила, что высоко ценит меня, как и я ценил ее; мы очень помогли друг другу. Однажды она настойчиво попросила меня достать ей корень женьшеня.

- Что это?

- Так называемый эликсир бессмертия. В ту пору я считался искусным медиком, знающим чудодейственные тайны Индии; считался френологом, превосходящим Галля, и гипнотизером, сильнее Месмера. Меня рассмешило требование подруги, я сказал, что не верю в этот эликсир, но она не соглашалась и мне пришлось удовлетворить ее. Есть восемь-десять разновидностей женьшеня, но предпочитают восточный женьшень, из-за его чудодейственных свойств. Китайцы почитают его (обычно все азиаты) и написали о нем целые книги. Они называют его бодростью, духом земли, рецептом молодости и включают его во все рецепты. Килограмм женьшеня стоит шесть килограмм чистого серебра. Ирокезы знают его и выращивают в США, но самое предпочитаемое – дикорастущее растение лесов Татарии.

- У вас много угодий с этим растением?

- Да, но ему нельзя верить, ведь бессмертие – особый божественный дар. Эликсир у меня был, но нужно было проехать много лиг, чтобы достать его. Я послал за ним Мана и сказал подруге:

- Через три дня вы получите желаемое.

Моя подруга подумала, что я прошу время для изготовления эликсира, и ждала с нетерпением. Но через несколько часов после отъезда Мана у меня случился припадок каталепсии. Сперва я ощутил обычный озноб и оглушающий шум в ушах, и увидел множество странных очертаний, знакомых и незнакомых образов, которые разговаривали, двигались и плясали вокруг меня. Затем наступили судороги, которые потом прекратились, вместе с путаницей мыслей и воспоминаний. Я перестал двигаться, но не утратил способность слышать, обонять и понимать. Я прилагал все усилия и старания, но не мог прийти в себя. Наконец, я услышал, как доктор сказал:

- Все бесполезно, он умер и следует похоронить его.

Услышав эти леденящие слова, я изо всех сил пытался двинуть ногой, рукой, хоть как-то моргнуть, вымолвить словечко, вздохнуть. Все было напрасно. Мой дом был полон народу. Говорили о моем таланте, учености, молодости, богатствах и победах. Что моя гибель – невосполнимая утрата, а также о других хороших вещах. Затем меня положили в гроб и покрыли цветами, венками и дарами преимущественно от женщин и научного общества, членом которого я был.

- Почему вас не забальзамировали? Это было случайно?

- Нет, каждую ночь я оставлял на столе записку, прежде чем лечь спать: «В случае внезапной смерти я не хочу, чтобы мой труп бальзамировали и прошу, чтобы тело похоронили в том случае, когда доктора засвидетельствуют смерть. Раузан».

- Почему вы ежедневно писали это?

- Чтобы помечать соответствующей датой. Как вы понимаете, я хотел избежать, чтобы меня признали мертвым от приступа каталепсии, и чтобы бальзамировали тело. Мою записку увидели и прочли. Это и спасло меня.

- Наверное, мучительно постоянно бояться такого приступа.

- Очень мучительно. С лучами солнца я думал, что сегодня, возможно, придет мой последний час. С приходом мрака я думал о том же. Вдобавок, я не хотел, чтобы знали о моей ужасной болезни. Меня бы подняли на смех.

- Вы слышали, что говорили о вас?

- Слышал все, но не видел ничего. Моя подруга, что просила эликсир, подошла, закрыла глаза и попрощалась со мной.

- Вы пугаете меня! Как же это вы в самом деле не умерли?

- Было ужасно, когда заколачивали гроб, а еще ужаснее, когда гроб несли несколько кабальеро, которых я узнавал по голосу, поместили в погребальную повозку и повезли на кладбище, посреди необычайного скопления народа, ведь если моя смерть не произвела сильное впечатление, но по крайней мере была зрелищем потрясающим. Однако, на кладбище серьезность моего положения была наивысшей, и после привычных церемоний меня поместили в последнее пристанище. Тогда шум прекратился, и на меня обрушилась вечная тишина, словно небо раздавило меня свинцовой тяжестью. Тогда моя надежда совсем ослабла…

- Сеньор!

- Я уже было вручил себя Богу, но затем подумал. Мое прошлое и настоящее, как две путеводные звезды озаряли мой мозг. Я знал, что было раньше и сейчас, но не знал, что случится со мной. Говорят, Карл V присутствовал на собственных похоронах, но они были мнимыми, а мои – настоящими!

- Чего же вы ждали?

- Я ничего не ждал, но думал, что если все это является кошмаром, то меня должны вытащить из него. Я подумал, если бы меня спасли, то я стал бы для людей тем, кто умер и возвратился к жизни, кого считают воскресшим, если такие существуют. Я подумал, что все мои мысли, чувства, представления, познания, жизнь переменились. Смерть – единственная правдивая книга, которую я читал! Весь мой ум сосредоточился на ней, а минуты превратились в века. Это чтение очистило меня. Я многое слышал у кровати, где лежал в болезни, у гроба, где меня представили мертвецом, у склепа, где меня похоронили. Люди говорили с излишним почтением, окружили меня угодничеством. Покрывало упало с моих глаз. Став слепой жертвой, я видел из глубины могилы то, чего не видел в жизни. Чего нельзя увидеть живыми глазами. Видеть – значит, узнавать. Общество перестало восторгаться мной, его расположение ко мне улетучилось.