Язык каббалы похож на любой другой язык, а его предпочтение основано на емкости каждого его слова. Он выглядит смесью трех вышеупомянутых языков, но это – особый язык сам по себе от начала и до конца. И речь идет не о значимости слов, а о том, на что они указывают. В этом его коренное отличие от трех предыдущих языков, в которых почти нет слов, указывающих только на что-то одно, то есть по одному слову невозможно понять, на что оно намекает, для этого его нужно рассматривать в соединении с еще несколькими словами, и иногда только с помощью целой главы можно понять, о чем идет речь.
Преимущество же языка каббалы в том, что каждое слово в нем раскрывает изучающему свое полное содержание и смысл, в абсолютной точности, не меньше, чем любой другой язык, используемый людьми. Каждое слово этого языка имеет точные рамки, так, что невозможно заменить его на другое…
Поскольку управление духовное, и таким оно постигается изучающими, невозможно передать его описание другому устно, тем более написать книгу, так как духовные сущности никогда и ни при каких обстоятельствах не передаются знаками, буквами, звуками, а только сам изучающий из своего ощущения знакомится с мирозданием.
Но как же, в таком случае, наука каббала обязывает своих ученых передавать постигнутое ими своим ученикам и поколениям? Для этого существует только один способ – путь ветви и корня, который гласит, что нисхождение от Творца всех миров и их наполнений во всех деталях произошло в одной, единой мысли, которая произвела это нисхождение множества миров и творений, и определила их поведение.
В соответствии с этим, все миры действительно подобны друг другу, как оттиск подобен печати, когда первая печать определяет все последующие. Тем самым миры, наиболее близкие к Замыслу Творения, называются корнями, а более далекие – ветвями…
Но поскольку „окончание действия – в Замысле Творения“, мы находим цель в начале миров, в первом мире, в первой печати, так как все миры вышли и отпечатались с него. Поэтому все творения (неживого, растительного, животного и говорящего уровней во всех своих частных проявлениях) изначально находятся и в образах первого мира, а несуществующее в нем не может появиться в более низких мирах, так как „не может дать дающий того, чего нет в нем“»[239].
Теперь попытаемся ответить на вопрос, почему в антропологии каббалы такое большое значение придается желаниям человека. Но разве только в каббале? Разве желания не являются фундаментальной константой всей нашей цивилизации? Чтобы убедиться в этом, стоит вспомнить эпоху Возрождения. Именно там было осознанно, что желания «правят бал», но что на них должна быть наброшена узда. Наиболее выразительно вся эта проблематика выражена в знаменитой речи Пико делла Мирандолы «Речь о достоинстве человека».
«Тогда принял Бог человека как творение неопределенного образа и, поставив его в центре мира, сказал: „…Я ставлю тебя в центре мира, чтобы оттуда тебе было удобнее обозревать все, что есть в мире. Я не сделал тебя ни небесным, ни земным, ни смертным, ни бессмертным, чтобы ты сам, свободный и славный мастер, сформировал себя в образе, который ты предпочитаешь. Ты можешь переродиться в низшие, неразумные существа, но можешь переродиться по велению своей души и в высшие божественные. О, высшая щедрость Бога-отца! О высшее и восхитительное счастье человека, которому дано владеть тем, чем пожелает, и быть тем, чем хочет!“»[240].
Именно потому, что ренессансный человек себя делает, творит, ориентируясь на собственные желания, он ощущает свое отличие от других, как бы мы сказали сегодня, свою индивидуальность. Анализируя переписку Никколо Макиавелли с Франческо Веттори, Л. М. Батким замечает:
«И Веттори, считающий себя набожным, исправно по праздникам слушающий мессу, и Макьявелли, испытывающий откровенное отвращение к монахам и церковникам, оба они ведут себя так, словно традиционной морали никогда не существовало… нельзя не расслышать полемических интонаций в повторяющейся на разные лады формуле индивидуальной независимости: надо „жить свободно и без оглядки“, „вести себя по-своему, не перенимая чужого“, „вести себя на свой манер“, „заниматься своими делами на собственный лад“. За этим целая новая программа человеческого существования… Индивид должен сам решать, что ему подходит»[241].
Однако ведь такой человек ведет себя несогласованно с другими, делает, что хочет, и, как следствие, входит в конфликт с другими. А это предпосылка «войны всех против всех». Вот почему в той же «Речи о достоинстве человека» Пико делла Мирандола, признавая, что обычный человек подвержен страстям и даже безумию, выставляет положительный идеал.
«Так и мы, подражая на земле жизни херувимов, подавляя наукой о морали порыв страстей и рассеивая спорами тьму разума, очищаем душу, смывая грязь невежества и пороков, чтобы страсти не бушевали необдуманно и не безумствовал иногда бесстыдный разум. Тогда мы наполним очищенную и хорошо приведенную в порядок душу светом естественной философии, чтобы затем совершенствовать ее познанием божественных вещей»[242].
Итак, на необузданные желания и своеволие личности Мирандола предлагает набросить узду «морали и естественной философии». Кстати, только так, учитывая законы природы и реальные обстоятельства, человек может рассчитывать на успех и даже могущество.
«Если „фантазия“ и „способ поведения“, – замечает Баткин, – восходят к античному понятию „ingenium“ и указывают на некую внерациональную заданность (индивид смотрит на вещи и ведет себя так, а не иначе, поскольку так уж он устроен), то противоположный принцип состоит в рациональности оценок, расчетов и вытекающих отсюда действий. Следует „не основывать свое мнение на страстях“, „не упорствовать“, „уступать разумным соображениям“, „исходить из резонов“, „основывать свое мнение на разумности“»[243].
Обратим внимание, в разговорах о самостоятельном поведении формируется представление о «свободе», через которое позднее будет конституироваться новоевропейская личность. Проблема самостоятельного поведения упирается в вопрос о том, является ли человек свободным в своих действиях или он полностью обусловлен обстоятельствами, включающими его натуру, которые и задают его «фантазии». В плане же идентичности ренессансному человеку остается уподобляться или самому себе (артикулируя для этого свои желания), или природе, познавая ее законы, или же христианской традиции в лице общественной морали. Каждое из этих решений неудовлетворительно, поскольку неясны основания действий человека, а реализация этих подходов часто ведет к негативным последствиям. Действительно, непонятно, чем обусловлены желания человека, что хочет природа и почему ей надо следовать, если человек – сам творец, как соотнести мораль со свободой личности.
6.4.3 Скептик излагает свое понимание социальной действительности
Возможно, Вы и правы. Возможно, желания, как Вы выразились, «правят балом». Но разве сегодня мы не страдаем от наших собственных желаний? Позвольте мне рассказать, как я вижу современную социальную ситуацию и возможности ее разрешения. При этом я в первый раз буду выступать уже не как Скептик, а как ученый. Современную жизнь я воспринимаю достаточно драматично. На мой взгляд, одно из сильных переживаний, владеющих современным человеком, – тревожность и страх перед лицом настоящего и будущего. Почти всегда человек боялся смерти, войны, болезней, неудач. Но эти несчастья были, так сказать, неизбежны. Сегодня к ним добавились ожидания и ужасы терроризма, экономических кризисов, социальных неурядиц и беспредела, страх перед неясным будущим. И разве нормально, если в культуре в качестве уже привычных социальных персонажей выступают киллеры, манипуляторы разных мастей, начиная от твоих близких, кончая политиками, людьми с разными странными идеями, так что становится невозможным отличить умалишенного от нормального человека, шизофреника от святого?