Паша Кеглер произвёл на Одноглазого Джудду впечатление. «Что это? — думал Джудда. — Русские уже так хорошо знают замысел Чёрного Саата, что и журналисты говорят об этом? Будто до акта в Нью-Йорке эти сведения не имели никакого интереса? Тогда надо немедля положить группу Черного Саата на глубокое дно, предварительно сообщив Назари о провале». Впрочем, русский журналист только вернулся из ставки Масуда. Джудда знал, что разведка Масуда получила через своих вездесущих шпионов сведения о группе. Но они носили столь общий характер, что особого беспокойства пока не вызывали. А тут на тебе — Германия, Кавказ. Утечка могла произойти и у компаньона, у Ютова. И это было очень, очень скверно, поскольку лишь у Большого Ингуша в руках находились «московские концы», единственно выводящие на группу взрывников в Германии. У Ингуша — данные их документов. Но Руслан Ютов не стал бы продавать сведения журналистам. Или Ютов, хитрая лиса, мог сделать это специально? Тогда осталось разгадать зачем. Наконец, нельзя было исключить и иную возможность: российский журналист Паша Кеглер был приманкой, чьи-то тайные службы блефовали, ничего, кроме старого слуха, не имея на руках, и теперь, после небоскрёбов Нью-Йорка, вслепую щупали воздух перед собой с помощью вот таких кеглеров. Такой «паша кеглер» мог быть проплачен и американцами, и немцами, и французами. Такой мог быть проплачен индусами и китайцами, такой мог быть проплачен кем угодно. Хоть русским КГБ, хоть русской мафией, делающей на большой политике деньги. Больше того, Одноглазого Джудду не очень удивило бы известие, что Паша Кеглер выполнил заказ, родившийся в голове Великого Воина Джихада, Зии Хана Назари. Зия Хан Назари, как понимал его Джудда, мыслил себя великим человеком. Даже не великим, а тем, кто может и должен принимать участие в игре великих сил, кто должен масштабом замыслов соответствовать коварству могущественных врагов. Джудда не желал такого величия. Тщеславие — поступь страха. Страха забвения. Одноглазый Джудда в отличие от Назари готов был ограничить свою роль в этом мире, свести ее к функции фигуры. Но он знал, что дело здесь не в скромности. Не зря сам Мулла Омар называл Джудду высокомерным и остерегался его. Возможно, было и высокомерие, но не того сорта, что ставит человека над людьми. Если уж это и высокомерие, то такой меры, которая ставит его не над, а вне. Вне людей. Но Аллах решил, чтобы он жил и участвовал в играх этих людей. Хорошо! Тогда смыслом его жизни с людьми может служить лишь угаданная им функция. И ныне Одноглазому Джудде для выполнения этой функции надо все-таки сыграть в игру под названием «Павел Кеглер». Сыграть и выиграть.
Паша Кеглер едет в Ташкент
18 сентября 2001-го. Москва
Паша Кеглер вновь собирался в Ташкент. Поездка образовалась неожиданно. Она нарушала его московские победные планы, и можно было бы отказаться, но тут Пашу, как говорится, заело. Чуть ли не дело чести. Его разыскал известный московский журналист Гриша Колдобин. Колдобин обратился с подходцем, мол, вы, Павел, теперь террорист-эксперт. Предложил вернуться на места боевой славы, в Ходжи, отснять, как всё было. За нормальные бабки. Поскольку статус теперь иной…
Если бы не эти два «теперь» — теперь эксперт, теперь иной — наверное, остался бы Паша дома. Но зацепило. Надо было съездить без Логинова. Наконец, первым номером. Так, чтобы больше ни одна московская акула пера не посмела прилепить к его фамилии крохотную секундную стрелочку «теперь».
— Впрочем, дело-то для нехилых. Талибы наступают, нет-нет, да и докатятся до Ходжи. Тогда и снимать нечего будет. Если ехать, то без тормозов, — ещё добавил известный журналист Гриша Колдобин, дополнительно подогрев Пашу, поскольку Кеглер знал за собой массу слабостей, но что касается робости — увольте.
— Когда ехать? — спросил он, надвинувшись грудью на собеседника. Вместо тельняшки грудь эту покрывал пиджак.