— Не могу более называть тебя своим другом! Не могу потому, что ты ведешь себя, как враг, как мой враг, потому что ты враг Станиславского. А враг Станиславского — мой враг. Ты это можешь и должен понять.
В театре Качалова чаще видели веселым, смеющимся. Он ценил юмор, любил шутку — свою и чужую. Его эпиграммы, шуточные стихи и целые поэмы часто забавляли друзей. Непритязательное стихоплетство увлекало Василия Ивановича, и он сам с детской непосредственностью хохотал до упада над своими неудачными рифмами, нелепыми строфами, а то и целиком над всеми виршами. «Ничего! Главное — юмор и хорошее настроение», — говаривал он в таких случаях.
На сорокалетнем юбилее И. М. Москвина Василий Иванович прочел большую поэму. Вот отрывок из этого забавного произведения:
То было сорок лет назад. Летят года, летят… Промчались сорок лет с тех пор, Как знаменитый наш актер Иван Москвин свой начал путь Актерский. Тихо, как-нибудь, Чуть-чуть плетется первый год. И тихо год второй идет. У Корша Ваня. Не везет И тут ему. И рольки нет, И не обут, и не одет, И в Богословском переулке Подчас вздыхал о белой булке. Не знаю, правда или нет, Но вызвал Ваню в кабинет Однажды Корш: «Вот роль Моора — Отца в «Разбойниках». Умора! Потел наш Ваня, лез из кожи — Чтоб страшным быть, и делал рожи Трагических актеров, все же Все это не было похоже На немца, старика, отца. У Вани — робкого юнца Тут явно не хватало сил, И он «Моора» провалил. Но наступает третий год, И двое рядом заседают — Володя с Костей — и решают Открыть театр в Москве — и вот Театр открыт, и в нем идет «Царь Федор» — и, разинув рот От удивленья, умиленья, Москва сказала: нет сомненья, Москвин — чудеснейший актер, И выплыл Ваня на простор. То исторический был год И для театра и для Вани, Сплелись их дружеские длани, И двинулся театр вперед, И в нем Москвин растет, растет, И что ни год, Москвин дает Такой приплод, что весь народ Единодушно признает, Что в Москвине большая сила, И Москвина усыновила Москва. Как о любимом сыне, О нем печется и доныне И будет век ему верна. И вся Советская страна — И старики и пионеры Полны к нему любви и веры…Кто вздумает критиковать непритязательные вирши, пусть вспомнит веселые качаловские слова: «Главное — юмор и хорошее настроение». А еще лучше представить, с какой озорной, непосредственностью читал автор свою поэму и как чудесно звучал тогда его всепобеждающий голос. Право, стоит простить ему поэтические несуразности!
На именины Станиславскому друзья подарили трость. Василий Иванович посвятил этому событию стихи, которые в авторском исполнении вызвали общий смех. Нетрудно представить, с каким юмором он читал свое сочинение:
Царь Петр лупил своей дубинкой По крепким спинам и по хрупким спинкам Своих сподвижников, друзей и нежных жен. Дубинкою Петра сам Пушкин восхищен, Дубинкой Петр свои вершил реформы. Два века пронеслись — и изменились формы, Но неизменною осталась суть. И эта суть указывает путь Тебе, Великий Константин (Таков тебе дается нами чин). Суть в том, что ныне Константину Пришла пора вручить дубину, Как некогда пришла пора Такая ж для Великого Петра, И придрались мы к именинам, Чтобы поздравить Константина, И ничего нужней и лучше трости Простой — увы! — не из слоновой кости — Придумать не могли. Внемли же нам, внемли, Внемли невольным рифмам к «трости»: Случайные ль мы в этом мире гости? Живем лишь для того, чтоб наши кости В свой час истлели на погосте, Иль есть нетленное и вечное у нас И загорается в свой час. О, пусть часы такие будут чаще, Пусть не погаснет свет в дремучей чаще! Свети же нам! Веди нас к свету, Веди, зови, буди, гони! Не по секрету, А вслух скажу, что палка нам нужна, Под палку просится актерская спина. Иисус Христос гнал торгашей из храма. Гони и ты из нас проснувшегося хама, Гони и беспощадно бей Во имя лучших дней! Прими же трость, как символ, как эмблему, Наш Константин, его система!Актриса Мария Петровна Лилина — жена Станиславского — в день своих именин тоже получила от Василия Ивановича шутливые строки:
Глубоко, спокойно и ровно Люблю я вас, Мария Петровна!Поэтесса А. А. Ахматова, актриса О. Л. Книппер-Чехова, адвокат С. М. Зарудный, доктор К. К. Ивенсен, лечивший Качалова, — всех не перечесть — получали от него юмористические послания по тому или иному поводу, а то и без всякого повода. Уж очень любил шутку Василий Иванович, любил смех, любил доставлять другим возможность повеселиться.
Сердце его было и богатым и щедрым!
ЧУДЕСА ПЕРЕВОПЛОЩЕНИЯ
У нас, шумящих листьев, есть голоса в ответ бурям.
Но кто ты — такой молчаливый? —
Я только цветок…
Рабиндранат ТагорПлутарх с мудрой усмешкой говорил о древних историках, которые все, что находилось за пределами их знаний, оттесняли к краям карты. А на полях отмечали: «Пустыня и мрак», или: «Скифские морозы», или: «Безводные пески и дикие звери».
Биограф может кое-что упустить в жизнеописании великого человека, не опасаясь, что его уподобят невежественному историку древности. Ведь для создания портрета не обязательно выписывать все детали. Некоторые черты могут оставаться за рамкой, однако выразительность портрета от этого не нарушится. И пробелы в биографии не равнозначны «пустыням и мраку», если достаточно обрисован характер героя.
Художественный театр был самым главным, самым дорогим в жизни Качалова. Ему он отдавал все силы души. Каждый год он создавал два, а случалось, три новых сценических образа.
Список его ролей значителен, хотя гораздо меньше, чем у иного провинциального актера, который по доброй воле или по вине обстоятельств без устали штампует своих героев.
Чацкий в «Горе от ума» Грибоедова. Бранд в одноименной пьесе Ибсена. Карено в пьесе Гамсуна «У врат царства». Анатема — герой пьесы Л. Андреева. Иван Карамазов в «Братьях Карамазовых» Достоевского. Каренин в «Живом трупе» Л. Толстого…
Вот далеко не полный перечень образов, созданных Качаловым в предреволюционное время. Его сценическое наследие того периода богато, оно стало предметом специальных исследований, монографий и даже темой научных дипломных работ и диссертаций.
А какие события происходили в личной жизни артиста? В своем лаконичном дневнике-реестре он отмечает тяжелую болезнь жены Н. Н. Литовцевой, ее выздоровление, поездки на лето для отдыха во Францию — в Бретань и в Париж, в Германию — на курорты, в Швейцарию. Гастрольные выезды в провинциальные русские города. И обязательно, как самое главное, работу в театре.
Свое пятидесятилетие в сезон 1925 года Качалов отметил созданием яркого образа царя Николая Первого в пьесе «Николай Первый и декабристы» А. Кугедя. Спектакль был отлично поставлен режиссером Н. Н. Литовцевой под руководством Станиславского, хотя в идейном и литературном отношении пьеса была слабой.
Качалов в роли Николая Первого в значительной мере восполнял недостатки пьесы. Перед зрителем вставал живой образ царя-провокатора в маске «Отца народа». Игра Качалова полностью отвечала высоким требованиям, выраженным в метких словах Немировича-Данченко: «Актеру нужно быть прокурором образа, но жить притом его чувствами».
Артист точно и остро передавал двуликость царя. От сцены к сцене раскрывалась его мелкая сущность, скрытая под маской императорского величия.