— Как ты стал бездомным? — вмешался Уилли Коклюш.
— О нет, я не бездомный. Я турист. Они засмеялись и передали ему бутылку.
— Нет, правда. С детства люблю путешествовать. Обычно я отправлялся в поход в государственные парки, но в больших городах больше опасностей и удовольствий.
— А твоя борода?..
— Вонючая одежда?..
— Попрошайничаешь на улице?..
— Это для копов. Если ты беглец и хочешь, чтобы полиция тебя не трогала, а все остальные оставили в покое, притворись бездомным. Никому не смотри в глаза. Как будто ты человек-невидимка. Даже если попадешь в какую-нибудь переделку, все равно ты не стоишь лишней бумажной работы. Тебя просто или отвозят за черту города, или приказывают валить отсюда, даже отпечатки пальцев не снимают.
— Ты прячешься от копов? — догадался Том.
— С тех пор как удрал из Чаттахучи.
— Ты бежал из Чаттахучи? — встрепенулся Сэм.
— Несколько раз.
— Не там ли держат сумасшедших? — спросил Уилли.
— Э-э, парни, можно подумать, вы — группа сплошного ментального здоровья, — ответил Серж.
— А за что тебя посадили? — спросил Том.
— Я убил компанию бродяг. Бродяги начали отползать от Сержа.
— Да не бойтесь! Я пошутил! Господи! Бродяги потянулись назад.
— Конечно, откуда вам знать, что у парня из Чаттахучи на уме?
Бродяги встали.
— На этот раз я пошутил, — сказал Серж. Они сели. — А вы уверены?
Бродяги бросились бежать, нелепо петляя.
— Мужики! Да это шутка! Я думал, кто-нибудь из вас способен уловить иронию!.. — Серж встал и сложил ладони рупором. — Я просто прикалывался! Немного надул вас!.. Или нет? Ха-ха-ха-ха!
Со стороны зарослей в дальнем конце лагеря раздался хруст. На поляну ворвались люди.
— Он здесь! Это он мне угрожал! — кричал водитель «исудзу».
— А-ха! — Серж вскочил и бросился было бежать, но несколько копов быстро уложили его лицом вниз.
Серж повернул голову и выплюнул землю изо рта.
— Предсказываю тебе: скоро ты будешь сидеть охранником в «Данкин донатс»[1].
Высокая рыжеволосая дама-психиатр в очках в тонкой оправе и консервативном сером костюме постукивала карандашом по столу. Она посмотрела на неработающие часы на стене, покрытой пятнадцатью слоями высокопрочного латекса, потом на человека, сидящего напротив.
— Знаешь, молчание тоже о многом говорит, — сказала она. — И обычно не приводит ни к чему хорошему.
Серж в своей бежевой смирительной рубашке покачивался взад-вперед и что-то мурлыкал.
— Полагаю, ты недоволен, что снова попал в Чаттахучи, — продолжила доктор. — Вполне естественно.
Серж замурлыкал громче.
— Держу пари, ты разозлился на весь свет. Поделись своими чувствами со мной.
— Да не злюсь я.
— Нет, злишься.
— В жизни не чувствовал себя счастливее.
— Первый шаг — это признать, что протестуешь.
— Ничего подобного.
— Это протест.
— Вам кажется.
— Вовсе нет. Ты сидишь в смирительной рубашке, вынужден разговаривать с тем, кого открыто ненавидишь. Все заметно по твоим телодвижениям.
— Это из-за покроя одежды. Я просил снять ее с меня.
— Почему ты не признаешься, что злишься?
— Потому что я не злюсь, — ответил Серж. Он посмотрел на дипломы на стене. Алике Дорр. — Что это за написание — «Алике»?
— Мать решила назвать меня через «и», чтобы имя звучало женственнее, но эффект оказался противоположным. Я постоянно получаю кучу разной макулатуры из мужских журналов.
— Это вас раздражает? — спросил Серж.
— Интересно, — сказала доктор и начала что-то записывать.
— Вы не могли бы перестать?
— Если признаешь, что твои настоящие чувства…
— Послушайте, я представляю, что с вашей точки зрения мое положение не особенно радужное. Но я принадлежу к тому типу людей, которые видят стакан наполовину полным, а не пустым. Мне отпущена определенная доля здоровья, существует немало книг, которые я все еще хочу прочитать. Я ничего не могу поделать с тем, что от природы у меня хороший, положительный заряд. Даже находясь в бездействии, я исключительно бодр и жизнерадостен.
— Ты лжешь самому себе.
— Клянусь Богом, я говорю чистую правду. Так устроен мой разум. Каждую секунду, пока я еще жив, меня будто шарахает молнией: «Твою мать! Я все еще дышу! Великий день!» А в вашей книге написано, что именно это — проявление болезни?
— Нет, больным тебя делает клиническая жестокость.
— Я уже объяснял. Некоторые люди просто не подчиняются правилам, неуважительно относятся к социальным обязательствам.