Поступил первый отчёт от Тэда Коэна. Авель Росновский всё ещё искал способ купить акции «Лестера» и обращался ко всем перечисленным в завещании наследникам, но заключил только одну сделку. Сьюзен Лестер отказалась разговаривать с адвокатом Уильяма, когда тот искал встречи с ней, поэтому ему не удалось точно выяснить причину, по которой она продала свои шесть процентов акций, тем более что у неё не было для этого никаких финансовых оснований. «Ад не знает такой ярости [15]», – подумал Уильям.
Отчёт Коэна был безукоризненно полным.
Генри Осборна назначили директором группы «Барон» в мае 1947 года, по всей видимости, с исключительной целью отслеживания движения средств по счетам «Лестера». Что ещё более важно, Авель Росновский обеспечил покупку акций у Сьюзен таким образом, чтобы нельзя было проследить их приобретение ни им самим, ни Осборном. Шестью процентами акций банка теперь владеет Росновский. Похоже, он готов заплатить ещё 750000 долларов за два процента Питера Парфита. Уильям слишком хорошо понимал, какие шаги сможет предпринять Росновский, когда получит в свои руки восемь процентов акций. Но ещё больше беспокоил Уильяма тот факт, что темпы роста «Лестера» отставали от темпов роста группы «Барон», которая уже сравнялась со своими основными конкурентами – группами «Хилтон» и «Шератон». Уильям уже стал задумываться о том, не проинформировать ли совет директоров о полученных новостях и не встретиться ли ему с Авелем Росновским лично. После нескольких бессонных ночей он спросил совета у жены.
– Да не делай ты ничего, – ответила Кэтрин, – пока совершенно точно не убедишься, что его намерения именно такие, как ты думаешь. Всё это дело может оказаться бурей в стакане воды.
– С Генри Осборном в роли наёмника Росновского можно быть уверенным, что буря не останется в стакане и это дело не закончится совершенно без последствий. Я не могу сидеть и ждать, пока выяснится, какие планы он строит в отношении меня.
– А вдруг он изменился, Уильям? Ведь с вашей последней встречи прошло почти двадцать лет.
– Аль Капоне тоже мог бы измениться, если бы ему дали высидеть его полный срок. Мы никогда не будем знать точно, но и гадать на кофейной гуще я тоже не хочу.
Кэтрин больше ничего не сказала, но Уильям позволил ей убедить себя и не стал ничего предпринимать, а только продолжал пристально следить за ежеквартальными отчётами Коэна и надеяться, что интуиция жены не подведёт.
28
Группа «Барон» заработала большую прибыль во время взрывного подъёма американской экономики после войны. С двадцатых годов в стране не было условий для такого лёгкого и быстрого зарабатывания денег, и к началу пятидесятых люди стали верить, что такие денёчки продлятся долго.
Но Авеля интересовали не только финансовые достижения. По мере того как он становился старше, положение Польши в послевоенном мире беспокоило его всё сильнее. Он считал, что его успехи не давали ему права быть сторонним наблюдателем. Что сказал Павел Залесский, польский консул в Турции? «Возможно, ты ещё при жизни увидишь, как Польша поднимется вновь». Авель употреблял всё своё влияние, чтобы американский Конгресс занял более решительную позицию в отношении советского контроля над Восточной Европой. По мере того как к власти там одно за другим приходили марионеточные социалистические правительства, у Авеля появлялось ощущение, что его усилия напрасны. Он лоббировал политиков в Вашингтоне, выступал перед журналистами, давал обеды в Чикаго, Нью-Йорке и других центрах польских землячеств в Америке, и скоро «польское дело» стало синонимом прозвища «Чикагский Барон».
Доктор Теодор Шимановский, бывший профессор Ягеллонского университета в Кракове, написал для журнала «Свобода» блестящую статью об Авеле под заголовком «Борьба за признание». Она-то и подсказала Авелю мысль войти в контакт с Шимановским и узнать, чем ещё он может помочь.
Пожилой профессор тепло принял Авеля.
– Барон Росновский, – сказал он, – я долгое время восхищаюсь тем, как неустанно вы работаете на благо нашего дела! Похоже, вы никогда не теряете веры.
– А почему я должен её терять? Я всегда считал, что в Америке возможно всё.
– Но, я боюсь, что как раз те люди, на которых вы пытаетесь влиять, и позволили случиться польской трагедии. Они никогда не сделают ничего конкретного, чтобы освободить наш народ.