Мы оба молчали и, наверное, представляли странное зрелище, особенно с учетом моего разбойного плаща на голое тело. Оливер привел нас сюда, распорядился накормить, прогнал зевак и не остался сам, так что кроме кухарки с уставшими глазами, нам составлял компанию только бардак по углам и жирный паук в полутьме потолка.
Пока ели, мысленно провел аналогию с флотом. Вероятно, я — офицер. Отец старше меня по званию. Так. Оливер по всему видать — младше, допустим мастер-старшина. Вон он как всех гоняет. Хотя в замке бардак, его слушаются, а он слушается меня, хоть и старше по возрасту. Жители замка рядовые, или около того, потому что они не совсем гражданское население. Ну, может кроме кухарки и старых слуг. А замок выходит вроде военной части? Да ну, бред. Не может звание присваиваться при рождении и вообще плясать по наследству, а военная часть быть одновременно жилым домом. Фу. Кажется, на меня действует алкоголь.
Я встал и громогласно поблагодарил Кларен. Она вздрогнула, посмотрела испуганно, встала со стула, на котором сидела, сложив в кучку свои натруженные морщинистые руки и зачем-то поклонилась мне в пояс.
Смущенный, я поблагодарил ещё раз и стал вытаскивать из-за стола слегка нетрезвого Снорре.
Людская столовая зала выходила прямо на нижний двор. Оттуда мы направились к воротам, тем более что они были приветливо распахнуты. Норд не понимал, куда мы идем и был недоволен прекращением трапезы.
— Хватит жрать! С голодухи нельзя сильно налегать, продрищешься, — поучал я его совершенно небаронскими выражениями, потом напрягся, чтобы вспомнить, как зовут мужика на выходе из замка, который вместо караула ремонтировал какую-то телегу. Или делал вид, потому что заметил меня.
— Здравствуй, Клоде. Оторвись, будь любезен, от работы и найди кого-то, кто организует мне и Снорре одежду поприличнее, а мы пока немного прогуляемся.
Воин вздрогнул, когда я поздоровался с ним, но с достоинством выслушал и учтиво поклонился. Когда же мимо него проходил Снорре, заулыбался, хлопнул его по плечу и поприветствовал.
— Добро пожаловать в отряд эспье барона Соллей, Снорри — Висельник.
Снорре не ответил, но когда мы вышли за ворота на земляной вал, служивший дорогой, пробурчал себе под нос:
— А этот хер помогал правильно скручивать висельную петлю, на которой меня потом вздернули. А теперь вишь, приветствует меня. И кличку уже придумали, попёрдыши. Пёсья кровь.
Я усмехнулся и повел его к месту, которое знал только по памяти.
Аборигены не уважают гигиену или вовсе не знают о её существовании. Моются редко. Там, в начале вала, рассекающего мелководье, была тихая чистая заводь, речной песок, крошечный пляж и несколько крупных плоских камней, где иногда купались замковые мальчишки. Плескался в своем детстве и маленький Кайл. Надо теперь и нам смыть грязь, тем более что одного недавно вешали, а другой последний раз мылся в другой части галактики. Заодно протрезвеем.
Моя идея Снорре не понравилась, он посмотрел на воду как старая дева на дохлую крысу, горестно вздохнул, но вслед за мной скинул свои лохмотья и недовольно полез в воду. Зато в отличие от меня, похоже, умел плавать как рыба. Надо запомнить, чтобы и меня научил.
Искупавшись, я по примеру Снорре потерся песком. Смыл. Страшно подумать, что этот минеральный скраб — единственное средство для чистоты кожи. Надеюсь, хоть что-то ещё найдется. Потом мы лежали на песке и грелись под полуденным солнцем.
Пока я молча размышлял о необходимости питания, сна и гигиены, молчавший как пень Снорре заговорил.
— Почему вы меня не расспрашиваете?
— О чем?
— Ну, там, кто я, откуда, всё такое.
— Захочешь, сам расскажешь, — отмахнулся я.
Норманн засопел.
— Я из Бурнёфа. Это на юге. Мой отец норд, а мать родом из фламандцев. Батя бросил нас и сбежал в морские разбойники. Мечтаю найти его. Поэтому тут, где полно северян.
— И прочего сброда, — закончил я за него. — Только пираты в последний раз наведывались на эти берега задолго до моего рождения.
— Все равно я норд, северянин и здесь их много.
Я перевернулся на живот и поглядел на него. Полуголого, со следами побоев, худого и жалкого и, тем не менее, с какой-то идеей в грязной башке.
— Что такое свобода, норд?
Он промолчал.
— Вот ты поглядываешь на заросли камыша за валом. Небось, хочешь сбежать. Это для тебя свобода? Полусырая сожранная коза? А я тебя не держу. Дело даже не в клятве, хотя мне показалось, что ты был искренен.
Снорре молча скривился, вроде бы с чем-то соглашаясь.