Отец, не торопясь провел нас по пустой «главной улице», где единственным живым существом был пятнистый кот, перебежавший дорогу, потом сквозь селение куда-то на север. Кругом постоянно сменялись холмы, редкие леса, кустарники, пару раз из зарослей показывались волки, но сразу бесшумно исчезали. Взлетали потревоженные птицы. Однажды дорогу перебежал заяц. Если кривую, необорудованную тропу можно вообще считать дорогой. Из-за густоты зарослей вокруг тропы не всегда можно было видеть окрестности. С точки зрения военной безопасности это никуда не годится — сотни мест, подходящих для засады. Зато земли Соллей не были болотами, как я решил сперва. Или не только болотами.
Барон как будто прочитал мои мысли и принялся рассказывать про земли. Владения вытянуты с севера на юг неправильным куском. Рассечены рекой. В центре замок и село Теплое. Чуть севернее Дуболесы, село угрюмых, сравнительно высоких крестьян, которых ужасно раздражала привычка соседей искажать их названия, превращая в разнообразные оскорбительные эпитеты с использованием слова «дуб». На северном краю земель кусочек тракта, то есть важной транспортной артерии Герцогства, где стоял трактир «Пьяная цапля». С юга земли Соллей упирались в море. Река Одд впадала в Слепую бухту, где жили рыбники, а за рекой болота, там деревушка болотников, те жили обособленно и отличались от прочих именами, внешностью, речью и укладом жизни, что, в общем-то, никого не трогало. Когда-то был ещё хутор малореченцев, но неизвестные бандиты сожгли его и всех убили. За одну ночь. Барон никому не успел помочь, даже не знал, кому мстить. Но это было почти десять лет назад. Теперь там только обгорелые островки зарастают сорной травой.
Земли были бедны, как большинство таких же баронских владений. Взрослых трудоспособных крестьян, считая лет с двенадцати — четырнадцати меньше двухсот, а то и полторы сотни. Мало пахоты, нет дорог, вообще ни одной, нет моста через реку, только переправа из плота с большой палкой вместо весла. Нет садов, нет производства, кроме убогого кустарного, вроде плетения корзин.
Крестьянки рожали без устали кто по десять детей, кто и по двадцать, но не могли прокормить. Дети и взрослые умирали от голода и болезней, от эпидемий, несчастных случаев, пьянства, гибли от зубов волков и травились протухшей едой. Ну и военные конфликты. Нападение нордов с моря вообще были проклятьем. Причем крестьяне никогда не пытались сражаться, сразу бежали в леса заранее известными даже малым детям тропами. Наверное, по-своему они были правы. Единственные, кому в этой истории везло — были болотники. Враги не решались ступить в болота, считая, что там точно людей нет. Зато все остальные беды и напасти обнуляли гигантскую рождаемость, и население сотнями лет было примерно таким же.
Мы брели и брели, отец знал каждый холм и изгиб своей земли, иногда рассказывал истории, что-то показывал пальцем, но всё больше безмолвно смотрел на то или иное место, словно ему было что сказать, но не было смысла.
Тяжко вздохнув, он переключился на Снорре, вежливыми, но твердыми расспросами препарировал жизнь молодого норда, ни разу не позволив себе его обидеть или осудить, принимая все ужимки и болячки парня как должное.
Я слушал вполуха, всё чаще осматривал небольшие холмы и тесные низины, поросшие редким, но непролазным лесом. На каждом клочке земли росла яркая нахальная трава, цвели цветы. Мелькали изгибы ручьев. Под деревьями кустарники хаотично переплетались. Носились насекомые, за ними птицы с широко расставленными глазами. Всё шумело, колыхало, жужжало и стрекотало. Арморика полна жизни.
С небольшого подъема показался трактир. Мы спустились по узкой грязной тропе между холмов к «Пьяной цапле», к её непрезентабельной задней части, обогнули и оказались перед просевшими распахнутыми воротами, за которыми работник убирал конский навоз. Ну как убирал. Он брал крупные куски этого дела на совершенно грязную лопату и, далеко размахнувшись, закидывал подальше в кусты. Увидев нас, он широко раскрыл рот и прямо в таком состоянии, не закрывая пасть и с грязной лопатой в руках, побежал куда-то вглубь хозяйства. Послышались звуки опрокинутых предметов и многословная ругань.
Отец чертыхнулся, спешился, ловко спрыгнув с коня, подвел к воротам и прицепил поводья к одному из многочисленных крюков. Мы со Снорре последовали его примеру, хотя и не так шустро, поэтому пришлось догонять.