Детям тоже досталась хорошо упревшая похлёбка из гусиных потрохов, шеи, лап и кончиков крыльев, сваренная в чугунке в той же печи. Гуся-то ели бы неделю, если с приварком — то и дольше. Но ничего не попишешь — корова-то дороже гуся.
Сельпо и заготконтора находились в центре села под одной крышей. Рядом находился загон для скота, унавоженный так, что после дождя коровы и телята стояли в нём чуть ли не по брюхо.
Анна ещё на подходе к сельпо увидела свою Зорьку и полудохлого телёнка с грязным задом и хвостом от поноса. Она непроизвольно ускорила шаг. Быстро поднялась по скрипучему крыльцу. За дверью открылся тёмный коридорчик. Лампочка, свисающая с потолка на закрученном спиралью проводе, была отключена. Справа из открытой двери слышны глухие басовитые мужские голоса, один с хрипотцой. Несло густым запахом табака.
Анна осторожно заглянула в комнату конторы. Те же двое сидели за голым столом, курили. Дым стоял коромыслом, так густо-хоть топор вешай. Постучала по косяку. Оба сразу замолчали и повернулись к проёму дверей.
— А, это ты, Анна, — проговорил железнозубый. — Ну заходи.
Анна переступила порог, держа мешок в правой руке.
— Вот, Степаныч, — и мотнула рукой с мешком в его сторону. — Я корову заберу? — вопросительно добавила Анна.
— Ну, посмотрим сначала, — и, не вставая со стула, протянул руку в сторону Анны.
Анна быстро подошла и подала мешок.
Степаныч взял мешок, открыл его и сунулся в него лицом. Громко втянул носом запах, крякнул, запустил следом руку и достал четвертную бутыль.
— Ну, иди, Нюра, иди. Забирай. Здорова твоя корова теперь, — не глядя махнул рукой Степаныч. — Дверь прикрой, — и тут же добавил: — Мешок забери, за четвертью потом мальца отправишь.
Анна подхватила пустой мешок, прикрыла дверь и почти выскочила из конторы, переступая через ступеньку. Коротко подумала: «И не подавятся же».
Зашла в загон и негромко позвала корову:
— Зоря, Зоря!
Корова повернула к ней голову, мукнула и пошла к хозяйке, как будто понимая, что её выручили из плена.
Анна увидела набухшее вымя, на кончиках сосков повисли капли молока. Потрогала — тугое, горячее. Ещё немного — и перегорит.
— Пойдём, милая, домой. Подою тебя, — и погладила корову по шее.
Они шли домой рядом. Корова и Анна. Правую руку Анна положила своей Зорьке на холку, ощущая, как под тёплой шерстистой кожей шевелятся её лопатки.
На душе у Анны стало тихо, спокойно — теперь она была уверена, что будет молоко и тягло будет: Зорька хорошо ходила в ярме и легко тянула небольшую тележку — хоть сено привезти, хоть дрова из ближайшего березняка.
На дворе стоял тёплый сентябрьский день 1946 года.