Лицо Анютки вытянулось.
— Да как же я ветер на такое дело уговорю?
— В том-то и суть, что никак, — торжествующе ответила ведьма. — И хвала Матери-земле! У меня, знаешь ли, всего два любимых племянника, и я не хочу, чтоб остался один.
Анютка мигом погрустнела, поскучнела и засобиралась домой, даже отказавшись от чая со вчерашними ватрушками. Тетя все-таки собрала ей корзину на дорожку, доложив, где не хватало, горячих приветов (видимо, их температура по дороге должна была передаться ватрушкам).
— И вот еще что, — хлопнула она себя по лбу, когда княжна уже переступила порог. — Матери своей передай, что мази от сини подглазной она от меня больше не дождется! Ежели до вторых петухов на пирах не засиживаться, то и мазь надобна не будет. Скажи, пущай на здоровый режим дня переходит. Запомнила?
Анютка уныло кивнула и засеменила к изгороди из черепов. Даже коса, преисполнившись мировой скорби, на спине подскакивать перестала.
Ведьма покачала головой и затворила дверь.
— Послали боги семейку…
***
Потоптавшись на опушке, Анютка рассудила, что в каждой сказке есть хоть на полногтя правды, и двинулась в чисто поле. Зеленые пшеничные копья, пробив землю, доставали девушке до пояса, но до разлива золотого моря было еще далеко. Отыскав под одинокой березкой кочку, Анютка расправила сарафан и уселась на нее так, что с какой стороны ни посмотри — а взгляд найдет, на чем отдохнуть. Поза была неудобная, кочка жесткая, солнце жаркое, но княжна мысленно успокоила себя, что это всего один раз и ненадолго.
— Ой, ветер мой, ветер! — прочувствованно начала она, откашлявшись. — Ой, могучий стрибожич!
Поле, и до того не могущее похвастать особым оживлением, будто вымерло. Даже пчелы куда-то схоронились. Анютка, чувствуя себя полной дурой, покосилась на далекий отцовский терем и возвысила голос:
— Довольно тебе тучи гонять, паруса надувать, колеса у меленок крутить! Спустился бы с неба на землю, перебросился словцом с красной девицей…
Березовая лоза за спиной вдруг качнулась, будто в ней и правда кто-то притаился. У Анютки перехватило дыхание, но она усилием воли запретила себе оборачиваться.
— Может, та девица который год по тебе сохнет, могучий стрибожич, всем женихам отказала, в светлице затворилась, с утра до ночи слезы льет? Ах, ветер мой, ветер, хоть бы одним глазком на тебя поглядеть! Знаю, не чета ты смертным хлопцам. Верно, и не посмотришь на глупую девку, о тебе все берегини с русалками вздыхают! — Анютка сделала паузу и пустила в ход тайное оружие: — А может, и сама Ясуня…
Теперь шумела уже не одна лоза: невесть откуда взявшийся ветер так трепал березовые косы, что еще чуток — и оборвутся. Подол сарафана вздулся пузырем — Анютка еле прижать к коленкам успела.
— Ах, если б не погнушался ты девичьей честью, буйный стрибожич! Для одного тебя ее берегу, коли ты не заберешь — никому не достанется! Уйду в скит к отшельникам, остригу косу русую, надену рубище на тело белое, никем не целованное… Или ты меня люби, или никто!
Анютка чувствовала, что ее несет куда-то не туда, но остановиться уже не могла. Бедную березку так согнуло, что зеленые сережки мазнули по земле — да там и остались, сметенные ураганным порывом. Теперь девушке приходилось почти кричать, чтобы услышать саму себя.
— Ах, вольный ветер, простая я княжеская дочка! Не равняться мне с царевнами-королевнами в уме да красоте… А все ж сумела бы я тебя удивить! Ежели бы прилетел ты ко мне сегодня ночью в спаленку, я б тебя привязала к ложу за руки белые, а потом ублажила ласками невиданными, в книжке заморской вычитанными…
Анютка никогда не слышала звука, с которым ветер падает с ветки. Но, кажется, это был именно он.
Воцарилась тишина настолько полная, что у девушки зазвенело в ушах. Оборванные березовые листочки сиротливо лежали на земле.
— Ну, — неуверенно начала Анютка. — Пойду, пожалуй, а то дома хватятся…
В поле по-прежнему царило абсолютное безмолвие. Девушка расправила сарафан и подняла корзинку с безнадежно остывшими ватрушками и приветами.
— Ах да! — вдруг спохватилась она. — Светлица-то моя на третьем этаже, второе справа окошко. На ставнях петухи, на подоконнике герань. Не промахнешься, милый стрибожич.
И Анютка с чувством выполненного долга зашагала к терему.
***
Сидеть в темноте было скучно, запалять лучину — боязно. Анютка уже и волос заговорила, и подушки взбила, и под пуховое одеяло забралась, а за окном все царило полное безветрие. Луна бросила на пол охапку белого хвороста и, решив, что на этом ее долг на сегодня исполнен, скрылась за тучу.