Анютка уже начала клевать носом, когда резные ставни низко, с натугой, заскрипели. Деревянный горшок с геранью качнулся, попытавшись свалиться с подоконника, но в последний момент устоял. Звезды за окошком на секунду смазались, закрытые полупрозрачной пеленой, и в светлицу ворвался ветер — сильный, прохладный, пахнущий травой и солью.
Княжна, натянув одеяло до носа, с ужасом наблюдала, как незримый вихрь сгущается в расплывчатый, но более чем реальный силуэт посреди комнаты. Глаза, уже привыкшие к темноте, различили явно давно не стриженую голову… руки… торс… А затем слуха девушки коснулся шелестящий голос:
— Ну, красная девица, показывай свои ласки невиданные.
Анютка, кое-как переборов желание взвыть дурным голосом и драпануть куда глаза глядят, дрожащей рукой указала на соседнюю половину кровати:
— Не прогневайся, милый стрибожич, но для того мне тебя привязать надобно… А то не по книжке заморской получится.
Анютка глазом моргнуть не успела, как ветер оказался на кровати — и не просто лежа, а еще и закинув руки на железную обрешетку в изголовье. Голос-шелест стал отчетливее, теперь в нем даже прорезалось ехидство:
— Привязывай, красавица. Будем делать все по книжке заморской.
Княжна быстро, пока ветер не успел одуматься, выхватила из-под подушки волос и привязала холодные гладкие запястья (вылитый лед, который папка в медовуху по жаре добавляет!) сначала друг к другу, а потом к изголовью.
— Крепко ли, милый стрибожич?
Тот нетерпеливо подергал самодельные оковы.
— Крепко, крепко, девица, приступай уже к ласкам невиданным.
Анютка с облегчением вздохнула и слезла с кровати.
— Ну все, голубчик. Попался.
— О чем это ты, красавица?
— Все об том, — княжна, зевнув, потянулась к огниву. — Лучинку сейчас запалим, разглядим тебя как следовает…
— Ты что творишь, глупая девка?! — ветер, зашипев, рванулся с кровати, но заговоренный волос держал крепко. — Нельзя смертным на богов глядеть!
— А вот это мы сейчас и проверим, — девушка зажгла лучину и повернулась к кровати.
Ветер оказался сердито нахохлившимся парнем примерно Анюткиного возраста. Длинные белые космы, будто присыпанная снежком кожа, тощее, но мускулистое, как у дворового кота, тело… Княжна кашлянула и спешно набросила на него одеяло. Правда, только до пояса: честь честью, а за погляд денег не берут.
Ветер окончательно уверился, что происходящее идет вразрез с книжкой заморской, и остановил на Анютке тяжелый немигающий взгляд.
— Вот как, девица? Обманула сына Стрибога?
— Обманула, — не стала отпираться Анютка. — А ты б еще шире уши развесил! Любого подпаска спроси — он тебе сразу скажет, что девкам веры нет.
Ветер снова рванулся с кровати, и княжна тихо порадовалась, что обрешетку ковал дед Фома, лучший кузнец на отцовском подворье.
— Ах ты ведьма!
— Нет, это тетя моя ведьма, — с гордостью отчиталась Анютка, но тут же погрустнела: — Я пока только учусь.
Парень понял, что это надолго, и поудобнее устроил стиснутые волосом запястья.
— Ну, и что тебе от меня надобно, змея подколодная?
— Да мне-то ничего, — ничуть не смутилась змея. — Есть у меня брат младший, Ивашкой зовут. Мы с ним спор заключили, что я ветер изловить не смогу. Вишь, смогла. Сейчас братца кликну, сдам ему тебя вместе с кроватью, а дальше пущай делает с тобой, чего хочет.
— А норов у него такой же, как у тебя? — насторожился ветер.
— Нет, — честно ответила Анютка. — Гораздо хуже.
Ветер взвыл и забился на кровати, чуть не скинув одеяло.
— Ну, буде, буде, — девушка примиряющее похлопала его по плечу. — Сейчас на шум папка с боярами прибегут — оно тебе надо?
Ветер затих.
— Что ж ты неласковый какой, стрибожич? Хоть бы имя свое назвал.
Бог смерил Анютку угрюмым взглядом, видимо, рассудил, что хуже уже не будет, и буркнул:
— Сокол.
— Ой, красиво как! — чуть не захлопала в ладоши княжна. — А меня Аньей звать. Но все просто Анюткой кличут.
— Послушай, Анютка, — уже спокойнее начал ветер. — Ну зачем я тебе сдался? Отпусти по-доброму, не позорь доброго моло… бога.
— Не могу, — насупилась девушка. — Ты, значит, усвистишь в свое чисто поле, а я ни с чем останусь?
Лоб Сокола омрачили мучительные раздумья.
— Ну хочешь… Хочешь, я на тебе женюсь?
— Еще чего! — фыркнула Анютка. — Мне семнадцать годков только этим снеженем сравняется. Стану я девичью молодость на стирку мужниных портков тратить! И вообще, ты не в моем вкусе.
— Как так? — обиженно вскинулся ветер.
— Ну, мне мужчины постарше нравятся, побрутальнее, вроде папкиного воеводы. И брюнеты. А ты белесый. И тощий больно… Аж подушка через тебя просвечивает.