Георгия Константиновича «воспитывали». Иначе говоря, угрожали, требуя, чтобы он держал язык за зубами. Выдающийся полководец в очередной раз вынужден был оправдываться и каяться.
На даче маршала Жукова установили аппаратуру прослушивания, записывались даже его разговоры с женой в спальне. Он был лишен всех постов, исключен из политической жизни, а КГБ все держал маршала под постоянным контролем. Жукова боялись в Кремле, да еще и завидовали его славе и всенародной любви…
27 мая 1963 года в президиум ЦК поступила новая записка Комитета госбезопасности. Председатель КГБ информировал Никиту Сергеевича о настроениях маршала Жукова, который позволил себе не слишком благожелательно отозваться о руководителях государства, недавних соратниках по руководству вооруженными силами и чекистах.
Хрущев поручил второму человеку в партии — Леониду Ильичу Брежневу вместе с руководителями Комитета партийного контроля вызвать Жукова и строго предупредить.
— Если не поймет, — грозно добавил первый секретарь ЦК, — тогда исключить из партии и арестовать.
А год спустя, летом 1964-го, Никита Сергеевич Хрущев как ни в чем не бывало вдруг сам позвонил Георгию Константиновичу. Примирительно сказал:
— Тебя оговорили. Нам надо встретиться.
Фактически извинился перед маршалом за то, что отправил его в отставку:
— Знаешь, мне тогда трудно было разобраться, что у тебя в голове. Но ко мне приходили и говорили: «Жуков — опасный человек, он игнорирует тебя, в любой момент он может сделать все, что захочет. Слишком велик его авторитет в армии».
Жуков укорил Никиту Сергеевича:
— Как же можно было решать судьбу человека на основании таких домыслов?
Хрущев даже не стал оправдываться. Сказал:
— Сейчас я крепко занят. Вернусь с отдыха — встретимся и по-дружески поговорим.
Помощник первого секретаря ЦК записал распоряжение Хрущева: после отпуска в Пицунде запланировать встречу с маршалом.
Что это означало?
Никита Сергеевич, чувствуя, что теряет поддержку в стране, решил опереться на национального героя. Судя по всему, хотел вернуть маршала в политику, а точнее, призвать его себе на помощь. Если бы Жуков осенью 1964 года был министром обороны, противники Хрущева не могли бы рассчитывать на помощь армии. Маршал, что бы про него ни говорили, своих принципиальных убеждений не менял.
Но увидеться им было не суждено.
Из отпуска Хрущев вернулся раньше, чем предполагал. И он уже никого не мог ни назначить на высокую должность, ни снять с нее.
Возвращение из Пицунды
13 октября 1964 года первый секретарь ЦК КПСС и председатель Совета министров СССР Никита Сергеевич Хрущев прилетел в Москву из Пицунды, где он отдыхал. В правительственном аэропорту Внуково-2 его встречал один только председатель КГБ Владимир Ефимович Семичастный.
Спустившись по трапу, Хрущев хмуро спросил Семичастного:
— Где остальные?
— В Кремле.
Никита Сергеевич уточнил:
— Они уже обедали?
— Нет, кажется, вас ждут.
Хрущев не догадывался, что Семичастный приехал в аэропорт не только по долгу службы. Товарищи по партийному руководству, которые решили отстранить Хрущева от власти, поручили председателю КГБ важную миссию: заменить личную охрану первого секретаря ЦК и вообще проследить, чтобы темпераментный Никита Сергеевич не предпринял каких-то неожиданных действий.
Не всякий решился бы в тот момент оказаться один на один с Хрущевым. Никита Сергеевич все еще оставался хозяином страны, и его боялись. Семичастный много лет спустя рассказывал, что Брежнев даже предлагал физически устранить Хрущева — не верил, что им удастся заставить его уйти в отставку. Не хочется подвергать сомнению слова Владимира Ефимовича, но люди, знавшие Леонида Ильича, сильно сомневались, что он мог такое сказать, — не в его характере.
По другим рассказам, в какой-то момент у Брежнева сдали нервы, он расплакался и с ужасом повторял:
— Никита нас всех убьет.
А вот Семичастный Хрущева не боялся. Чего-чего, а воли, решительности и властности у Владимира Ефимовича было хоть отбавляй.
Генерал-лейтенант Николай Александрович Брусницын, в те годы заместитель начальника управления правительственной связи КГБ, вспоминал, как накануне октябрьских событий его вызвал Семичастный.
Хрущев еще отдыхал в Пицунде. Председатель КГБ властно сказал, что ему нужно знать, кто и зачем звонит Хрущеву.
— Владимир Ефимович, — твердо ответил Брусницын, — этого не только я, но и вы не имеете права знать.